График у лифта нормированный (не то что у большинства людей), до низа топать пешком. Аня спускалась первой и глядела себе под ноги. Я шла следом, придерживая поводок, чтобы на нём же не растянуться. Желтоватый свет от лампочек освещал стены с облупившейся краской и типичное «оформление» подъезда: надписи маркером, выцарапанные закорючки и сыпь из черномазых точек, от потушенных сигарет. Иногда я задумывалась, какой Стас был здесь и чем Пашка А. так покоряет всех, что его любят на каждом этаже разнообразным почерком? На подоконниках попадалась полуживая растительность в пластиковых горшках, а на седьмом пролёте кто-то раскидал мусор.

«Да-да, поход до помойки требует усилий Шварценеггера», – мысленно пробурчала я, перешагивая через разорванный пакет. Аня начала рассказывать очередную байку про баскетбол за школой. Её голос меня выдернул из причитаний и ловить суть пришлось прям на лету.

– А Васька, получается, к кольцу несётся со скоростью света, а Петька-Космос за ним тоже несётся. Мяч перехватить вообще никак. Этот короче, взял и прям на спину Ваське сиганул и как заорёт: «Не пущу, любовь моя»!

Картинку события я нарисовала без проблем, пускай и в беготне за мячом понимала не так уж много. Васька метр с кепкой из кожи и костей, а Петька размером с тот самый космос. Дальше – проще, улыбка сама наползла на лицо.

– Любовь нечаянно нагрянет, килограмм так сто с небес, – пропела я шутливым тоном. – Целые хоть?

– Да, но растянулись они, конечно, смачно.

– Пред… – не закончила я из-за характерного пёсьего «уф». Мы застопорились и переглянулись. Зара так делала при посторонних, неплохая страховка. Такой поворот заставлял мои подростковые мозги уткнуться в тупик. От мысли, что кто-то настучит матери про мои ночные шатания, у меня сжимались булки. Любой встречный-поперечный мне казался возможным знакомым родителей, а масштабный круговорот тех самых пугал больше, чем любой маньяк (он тоже страшный, но не настолько). Но я не трусиха, во всяком случае, стремилась ей казаться.

– Я гляну, – шепнула я и сделала шаг вперёд. Крупная собака худо-бедно укрепляла мой шаткий фундамент уверенности. Аня кивнула. Взяв Зару на короткий поводок, я легкой походкой пошла вперёд с мысленной установкой вести себя как обыкновенный собачник. Животинке приспичило и в этом преступления нет, наверное.

Через три пролёта ступенек я резко остановилась и стиснула поводок. Картина такова: в свете стоял человек лицом к лифту. Форма зелёного цвета, а по телосложению вроде мужик. Я силилась ничем себя не выдавать, смешаться с текстурой стены. Прищурилась, чтобы лучше разглядеть подозрительную фигуру. «Столовая», – про себя разобрала я надпись с чужой спины. Восемь ровных и светлых букв мне толком ни о чём не говорили. Незнакомец нажал на кнопку – типичного звука от шахты на тросах не последовало.

«Он время видел?», – мелькнуло у меня в голове. Зара попробовала воздух носом. Шерсть на загривке поднялась. Она зарычала. Незнакомец шарахнулся в сторону. Задел металлическую дверь плечом. «Бабац!» эхом прокатилось по подъезду. Зара дёрнула меня вперёд, огласив окружение звонким лаем.

– Твою мать! – ругнулась я, острая боль резанула моё запястье. Уши заложило. Ноги едва-едва меня удержали. – Заглохни!

Собака замолчала. Я застыла с приоткрытым ртом и посмотрела на незнакомца: вжался в двери лифта спиной, обратив на собаку стеклянный взгляд. Пятно на щеке тёмное. Совсем юный, худой. Коротко стрижен. В воздухе свисла тишина. В нос ударил странный запах, он чересчур отличался на фоне местной вони. Знакомый, но в моих извилинах велись срочные технические работы. Зара прижала уши к затылку, словно говоря: «Что я сделала не так?».