– Коррупцией это называется.

– Одна хрень. – Петрович выглянул в окно и сообщил: – А вон и Гусь твой шкандыбает. Встречай, я за самогоном.

Друг детства ввалился в дом с шумом и большой сумкой:

– Рома, твою мать! Наконец-то изволил приехать. Дай-ка я обниму тебя, братан.

Николаев указал на сапоги друга, запачканные грязью:

– Ты кирзу сними. Катька тут прибирается, а ты будто специально дерьма поднабрал.

– Без базара.

Гусев сбросил в сенях сапоги, в носках, не надевая тапок, прошел в главную комнату, которую родители Романа по-стариковски называли горницей.

Он обнял друга и заявил:

– Кого-кого, Рома, а тебя я всегда рад видеть.

– На селе наших ребят не осталось?

– Почему? Есть кое-кто. Многие, правда, на заработках обретаются. Я вот тоже на десяток дней уезжаю склады охранять. У каждого своя жизнь. Да и корешился я по-настоящему только с тобой и еще с Шарниром.

– Он на селе?

Шарниром товарищи звали своего друга, Шарнина Александра Сергеевича.

– Нет, Саня в Москве, но не работяга какой. По ментовской линии пошел, сейчас уже майор, на Казанском вокзале в отделе служит. То ли начальником, то ли заместителем. Сюда редко приезжает. У Шарнира семья, двое детей, мать забрал, хата пустая на отшибе стоит. Ну а батя у него, сам знаешь, еще в девяностые утоп в пруду по пьянке.

– Знаю. Значит, Шарнир майор?

– Угу! Недавно получил.

– Откуда знаешь, если он не приезжает в село?

– Так я на работу из района на электричке езжу. Прямиком на Казанский вокзал. Там его частенько вижу. Раньше четыре маленькие звездочки носил, а в последний раз смотрю – на погонах одна большая. Начальник. Но не зазнался. Иногда угощает в кафе, когда с вахты домой еду.

– И много получаешь?

– Двадцать штук. Для села много. Это за десять суток.

– Неплохо, – согласился Николаев.

Об отношениях с супругой Роман друга спрашивать не стал. Неудобно. Захочет, сам расскажет.

Вместо этого он поинтересовался:

– У тебя до сих пор один сын или еще кого родили?

Гусев как-то помрачнел.

– Один. Вовка, сорванец и хулиган.

– Сколько ему?

– Пятнадцать. В восьмой класс пошел, а толку? Школа в районе. Там же и друзья. Приезжает поздно. Один раз уже в милицию, то есть в полицию, вызывали. Сперли с корешком-одноклассником из ларька две банки пива да попались. Пока предупреждением отделался, в следующий раз обещали на учет поставить. Хотел я его в школу-интернат перевести, да подумал, только хуже будет. А по натуре пацан ничего, добрый. В меня пошел. А насчет Ленки тебе уже наверняка Петрович рассказал.

– Меня слухи не интересуют, Коля.

– Это не слухи, а правда. Сучка моя Ленка, шалава.

– Все, Коля, не заводись, Петрович идет.

В дом вошел Воронцов, выставил из пакета две литровые бутылки коричневого самогона.

– Точно как коньяк или виски, – сказал Николаев. – Цвет один в один.

– Да ты что, Рома? Намного лучше! Первачок – просто слезинка, градусов под восемьдесят. Но пьется легко, не как спирт, и поутру голова не болит, если, конечно, не пережрать.

– С двух бутылок нам ничего не будет.

– Не забывай, вечером к нам пойдем. Марина ждет, да и Катерина тоже.

Гусев улыбнулся и подтвердил:

– Особенно Катька. Она как узнала, на чьи бабки я ей дневную выручку перекрываю, так и пристала с расспросами, как ты да что. С женой или один? Совсем или в гости? А я толком ответить не смог, потому как сам ничего не знаю. Петрович только и сказал, мол, Ромка приехал, надо жратвы взять да сюда принести, и пять штук дал. Еле отмахался я от Катьки.

– Да-да, – проговорил Петрович. – Ей бы тебя, Рома, а не этого сморчка Арсения. Баба-то она справная, чистюля, хозяйственная. С мужем не повезло, так с кем не бывает. А что с Арсением, то не по любви, а по принуждению. Жить на что-то надо…