(странное имя для ресторана) я пригласил их к себе в комнату выкурить сигару. Хороший ужин и хороший табак – в Морелии мы курили тепикские сигары превосходного качества – привели моих американцев в самое хорошее расположение духа; воспользовавшись этим, я посвятил их в свой великий проект. Они узнали от меня все подробности: о моем странном приключении в деревне, о грамоте и золотой монете, переданных мне кациком с глазу на глаз; о письме, найденном фра-Антонио, и о том, как эти две находки навели нас на открытие ацтекской общины, которая, по всей вероятности, существовала неприкосновенной до сих пор, не считая каких-нибудь незначительных перемен со времени своего основания за много веков до покорения Мексики испанцами. С энтузиазмом и, надо полагать, с большой убедительностью распространялся я о неоценимом приобретении для археологии, которое явится в результате предположенных нами изысканий; коснулся также и того, какое важное научное значение будет иметь тщательное описание миссионерского подвига францисканца. Ведь это будет первый случай в мировой истории, когда беспристрастный этнолог опишет, каким образом языческий народ принял доктрину христианства! Одним словом, я выставил свой проект с самой блистательной стороны, говорил с большим жаром и увлечением и закончил тем, что предложил американцам принять участие в нашей экспедиции, которая обещала прибавить так много к сумме человеческих знаний в области самых интересных предметов, какие только могут представиться человеческому уму. Но увы, окончив свою пламенную речь, я, к моему величайшему прискорбию, заметил, что мистер Янг крепко заснул.

Рейбёрн не спал и слушал меня довольно внимательно, но решительно не разделял моего энтузиазма.

– Видите ли, профессор, – сказал он, – дело в том, что у меня очень мало свободного времени. Путешествовать с вами месяц или два – это еще куда ни шло, но, если не ошибаюсь, вы полагаете, что для достижения существенных результатов вам понадобится не менее года; а я никак не могу пожертвовать годом на то, что, по моему разумению, будет пустым бездельничеством. Дома у меня, на мысе Код, остались сестра да старушка мать, которых я должен поддерживать, и мне нужно скоро приняться за работу. Ваше предприятие, несомненно, принесет вам славу, и я желал бы разделить ее, но слава – недоступная мне роскошь; я должен заниматься тем, что приносит деньги.

Голос Рейбёрна разбудил Янга. Он прислушался к словам товарища и, полуоткрыв глаза, одобрительно кивнул головой на его практическое замечание, после чего, громко зевая, прибавил со своей стороны:

– Да, все будет зависеть от степени выгоды. Ведь мы здесь не для того, чтоб бить баклуши, профессор; надо тоже знать, какие барыши нам останутся. Если б ваш проект обещал наживу, я охотно поехал бы с вами, но так как тут дело пахнет не тем… Знаете, профессор, поговорим об этом в другой раз, право, лучше в другой раз!

– Что вы, опомнитесь! – воскликнул я. – Уж где можно нажить деньги, так это здесь. Разве я не сказал вам, что в спрятанном городе ацтеков собраны несметные богатства, каких еще никогда не стекалось в одно место от начала мира?

– Нет, разрази меня гром, я не слыхал этого! – отвечал Янг с большим жаром и поспешностью. – Вы не обмолвились о кладе ни единым словом, пока я еще не спал. Что он говорил такое о несметных богатствах, Рейбёрн? Теперь я проснулся и не стану спать до тех пор, пока разговор будет идти о деньгах.

– Вы действительно ничего не говорили про сокровища ацтеков, профессор, – подтвердил Рейбёрн. – Я и сам не прочь о них послушать. Если в вашей экспедиции, кроме славы, мы приобретем еще и деньги, так ведь это совсем иное дело. Изыскания только ради пользы науки для меня действительно недоступная роскошь; но когда речь зашла о барышах… Расскажите же нам о своих видах, любезный Пэлгрейв! Может быть, мы с вами и поладим.