– Все будет хорошо, я тебе обещаю.

Я мотаю головой. Как хоть что-то может быть хорошо? Королева Теней дала Карге яд, который едва не убил всех горгулий и из-за которого вся Армия Горгулий была заморожена в этом замке тысячу лет. Из-за этого мои бабушка и дедушка были вынуждены отдать свою единственную дочь чужим людям, из-за этого началось правление Сайруса и в конечном итоге погибло так много наших друзей и родных.

И теперь, чтобы спасти Мекая, мне придется просить об освобождении этой дряни из тюрьмы, чего она совершенно не заслуживает.

– Офигеть, – выдыхает Джексон, глядя на Хадсона, Джикана и меня. – Значит, вот чем были отравлены все горгульи?

– Да, – подтверждает Джикан.

– И Королева Теней просто дала этот яд Карге? Зная, что она попытается отравить им целый народ? – Теперь я наконец понимаю, почему Джикан решил ее покарать. Навечно.

– Может быть, она этого не знала, – тихо говорит Хезер. – Может быть, она думала только о том, чтобы спасти свою дочь, и пыталась не думать о том, что Карга сделает с ее ядом.

– Разве это имеет значение? – спрашивает Иден. – Это же был яд, то есть зелье, которое по определению используется для того, чтобы причинить кому-то вред.

– Скорее всего, она гнала от себя эти мысли, – отвечает Хезер. – И думала только о своей дочери.

– Которая была слаба, но не умирала. – Иден смотрит на Хезер так, будто не может поверить, что та пытается оправдать Королеву Теней.

У Хезер тоже делается такой вид, будто она не верит своим ушам, что же до меня, то я не могу не согласиться с Иден. Я люблю Хадсона больше всего на свете, но убить тысячи невинных людей просто затем, чтобы помешать кому-то причинить ему боль? Я бы не смогла этого сделать.

Терзалась бы я каждую секунду, зная, что он страдает? Да.

Пыталась бы я найти способ избавить его от мук? Однозначно.

Но согласилась бы я, чтобы кто-то погиб, лишь бы дать ему шанс на лучшую жизнь? Думаю, нет, я бы не смогла на это пойти. Более того, я знаю, что сам он не хотел бы, чтобы я это сделала. И это одна из многих причин, почему я так люблю его.

– И что произошло? – спрашивает Флинт. Он мрачен, так же мрачен, как и мои мысли. – Карга сказала ей, как можно спасти ее дочь?

– Разумеется, нет, – шепчу я, потому что знаю Богиню Порядка.

Я смотрю на мою руку, на магическую татуировку, отмечающую ту сделку, которую я так наивно заключила с ней, – и ту услугу, которую я все еще должна ей оказать.

– Должно быть, ты не знаешь ее, если спрашиваешь, – говорит Джикан, качая головой. – Она взяла яд, а потом выполнила свое обещание, сказав Королеве Теней, что ей известно о разрывании уз, сопрягающих души двух сестер-близнецов. А именно – что сделать это невозможно.

Сообщив это, Джикан наматывает на вилку большую порцию лапши, кладет ее в рот и жует, медленно и смачно. Затем, проглотив ее, наконец поворачивается к моему деду и спрашивает:

– Ну так как, Алистер, мы поговорим о том, что ты явно слишком слабохарактерен, чтобы судить футбольные матчи, или сделаем вид, будто все идет нормально?

– Не знаю, – отвечает мой дед, рассеянно возя свою лапшу по тарелке. – Мы поговорим о том, что ты ведешь себя не как бог, а как избалованный ребенок, которого надо бы поставить в угол, или сделаем вид, будто все идет нормально?

Я ожидаю, что Джикан взорвется – ведь мой дед наступил на любимую мозоль, – но Бог Времени только поднимает бокал, будто собирается выпить за его здоровье.

– Погоди. – Флинт соскакивает со своего барного стула, стоящего рядом с тем, на котором сидит Джексон. – Это что, все? Ты не собираешься рассказать нам конец этой истории?