– Спасибо, Пал Палыч! Выздоравливайте! – и, не давая старичку опомниться, ухватила за руку Митю и поспешила к выходу.

Марина и Митя снова вышли на Кирочную. В ста метрах от музея стоял серебристый «Мерседес», но брат и сестра не обращали на него внимания.

– Ты знал, что отец вел двойную жизнь? – спросила Марина.

– По-моему, это очевидно. Он ведь не рассказывал тебе, что у него есть такой замечательный сын, который в два счета подключил смартфон к дореволюционному принтеру.

– Ты знал, что он был рыцарем Мальтийского ордена?

Митя пристально посмотрел на Марину.

– Слушай, а где ты была после того, как погас свет? Что с тобой делали? По голове не били?

– Значит, тоже не знал.

Марина достала визитку, набрала номер.

– Я не успела спросить, как вас зовут, – сказала она вместо приветствия.

– Виктор.

– Виктор, – повторила Марина. – Вы далеко уехали?

– Что-то случилось?

– Я нашла страницу из дневника Павла Первого, – Марину переполняла законная гордость. – Это – не просто страница. Она датирована двенадцатым марта одна тысяча восемьсот первого года. Понимаете, что это значит? Это – последняя запись. Император сделал ее за несколько минут до смерти. Возвращайтесь!

Марина нажала «отбой», не дожидаясь ответа. Интересно, какое сейчас лицо у этого Виктора?

Да, вот так и следовало поступить. Утереть ему нос. Заявить «я нашла страницу», но при этом – несколько небрежным тоном; мол, вы старались двести лет, а мне хватило и двух часов.

Марина торжествовала победу. Правда, недолго. Она вдруг сообразила, что слишком рано бросила трубку; сказала «возвращайтесь», а куда – упомянуть забыла. Выглядело забавно. И что теперь делать? Перезвонить? Просто смешно. Но, если не перезвонить, как Виктор узнает, куда…

Мобильный разразился мелодичной трелью.

– Где вы находитесь? – спросил Виктор.

– Кирочная, сорок три, – с наигранным раздражением, будто бы речь шла о чем-то, само собой разумеющемся, ответила Марина. – Мы – перед музеем Суворова.

– Кто это «мы»? – насторожился Виктор.

– Я и мой брат. Митя.

– Хорошо. Оставайтесь на месте.

На этот раз трубку повесил он. А Марина должна была ждать, пока он приедет; безусловно, это смазывало радость открытия, но, в конце-то концов: в заднем кармане джинсов лежал пожелтевший листок бумаги, и на нем, пусть и поблекшими от времени чернилами, зато – твердой рукой самого императора было написано…

– Что там написано? – спросил Митя.

– Одна короткая фраза, – Марина упивалась эксклюзивной причастностью к тайне.

– Какая?

– Боюсь, ты не сможешь ее оценить, не зная подробностей последнего дня жизни Павла Первого.

– Ну, так расскажи.

– Тебе интересно?

– Еще бы!

Ковалев ослабил галстук, взглянул на часы.

– Он вышли из музея четыре минуты назад и теперь стоят. Просто разговаривают. Нет, ближе к проезжей части.

Громкая связь была включена, Виноградов все слышал. Скворцов повернулся к нему, ожидая приказа.

– Надо их брать, – распорядился Виноградов.

– Борис Михайлович! – запротестовал Скворцов. – Сейчас – без четверти три. Место людное. Музей наверняка оборудован камерами наблюдения, к тому же – там охрана. Это неразумно.

– Я боюсь, – прошептал Виноградов. – Мы их потеряем.

– Теперь уже нет, – успокоил Скворцов. – Надо еще немного потерпеть. Не то – поломаем всю игру.

Виноградов нахмурился, и Скворцов поспешил объяснить.

– Они разговаривают, стоя у дороги. Значит, кого-то ждут. Возможно, мы получим новый след. Более значительный.

Виноградов вяло кивнул. Скворцов взял мобильный.

– Продолжайте наблюдение! – велел он.

Валентин поддел крышку «Кэнона», вытащил флеш-карту и вставил ее в считывающее устройство. На экране монитора появились фотографии, сделанные Виктором в актовом зале.