Ованес, как и хотел, окончательно поселился в Петербурге. Императрица часто призывала его, советовалась по вопросам ближневосточной политики. Обсуждали искусство, углублялись в философию. Желая порадовать Ее Величество, Лазарев приобретал через связи с купцами Джульфийской компании замечательные драгоценности. Вскоре он уже числился придворным ювелиром.
Глава 3. Воля и неволя
Время очень быстро летело для Ованеса. Иногда, оглядываясь назад, он изумлялся – неужели годы промчались со дня его приезда в Астрахань с отцом? Потом была Москва, затем он впервые ступил на фряновскую землю. И все это – словно вчера… Неужели ему уже за тридцать?
Пришла пора жениться. Отец подобрал любимому сыну в невесты юную армянку, прекрасную лицом и кроткую нравом – Екатерину Мирзаханову.
…Из барской коляски, остановившейся у фряновского дома Лазаревых, лихо выпрыгнул сияющий Ованес, бережно помог сойти на землю хрупкому черноглазому созданию – юной своей супруге. Екатерина Ивановна впервые приехала во Фряново и оглядывалась по сторонам с видимым любопытством. Вид с горки восхитил ее: чудесный лес вокруг – старинный хозяин этих мест, милостиво уступил немного земли крестьянским полям и избенкам.
Ованес в очередной раз поморщился при взгляде на господский дом. Одноэтажный деревянный, он имел вид временного жилища и совсем не отвечал вкусам Ивана Лазаревича. Воображение уже давно рисовало русскую усадьбу, особняк с мезонином, парк, спускающийся к реке… И обязательно – оранжереи. В них для супруги его, Екатерины Ивановны, насадят фруктовые сады и экзотические цветы…
Но пока что юная Катерина по-детски радовалась поднесенному крестьянами хлебу-соли, еще сильнее восхитило ее лукошко душистой земляники. А пройдя в дом, молоденькая барыня попала в обустроенный для нее мужем оазис. Пестрели яркой красотой цветы, не встречающиеся на русской земле. Раскинули широкие листья пальмы. Курились благовония. Изобильные восточные сладости ожидали, когда Екатерина Ивановна пожелает ими полакомиться…
В честь молодой госпожи в селе был объявлен праздник, прекращены работы, устроены гулянья с базаром. У господ отмечали праздник по-своему. Вся большая семья была в сборе, приехали и Мирзахановы. От имени Катерины отец Ованеса через приказчика раздал фабричным подарки и разрешил денек отдохнуть.
Но вот праздник закончился, вновь заработали станки. А потом едва ли не всю ночь, отрывая время у сна, приписанные к фабрике крестьяне обрабатывали землю. Фабричные работницы спешно улаживали хозяйственные дела.
Ованес самостоятельно осмотрел фабрику и остался недоволен. Решил поговорить с отцом.
– Мы, отец, не ради прибыли стараемся, расширяя фабричное дело, – горячо доказывал он. – Уже и государыня Екатерина закупает у нас ткани, хвалит их. Изделия наши за границу идут. Надо так дело поставить, чтобы как можно больше было отдачи от фабричных. Не может мужик быть и хлебопашцем, и рабочим. И то, и другое дело будут страдать, а мужик – озлобляться. Меры нужны. Да и на управляющего мне давеча люди жалобу приносили…
– Жалобы подобные рви, не читая, – отрезал Лазарь Назарович. – А что до новшеств в хозяйствовании… Вот передам я фабрику тебе, Ованес, тогда и распоряжайся, как хочешь.
Ованес понял, что лучше этот вопрос с отцом пока что не затрагивать. Раздосадованный, оседлал арабского жеребца, горячего, под стать хозяину, и поскакал в лес с ружьем. Не столько пострелять ему хотелось, сколько разогнать кровь, ощутить дыхание свободного леса, почувствовать волю вольную.
Помогло. Немного остыв, Ованес спешился. Глубоко вдыхая чистый воздух, побрел усыпанными хвоей тропами, ведя коня под уздцы. Вскоре могучие сосны слегка расступились, и Лазарев вышел на пеструю поляну с ярко-красными вкраплениями земляники.