Мистер Моррис, ветеринар, тоже был озадачен. Это был крупный шотландец с густой шевелюрой. К счастью, Ка он, кажется, пришёлся по душе. Во время осмотра он мягко беседовал с ней низким раскатистым басом и, когда закончил, объявил, что у неё повреждена трахея – дыхательное горло.

– Действительно, выглядит, будто её пытались задушить, – добавил он, – или как если бы её голова попала в какую-то ловушку.

Он сделал ей укол и рекомендовал не выпускать её на улицу, особенно по ночам. Затем снабдил их недельным запасом антибиотиков, первую дозу которых ввёл ей с инъекцией, и велел обязательно довести курс приёма лекарства до конца. По дороге домой они купили лоток и наполнитель.

– Придётся тебе, Ка, целую неделю дома посидеть. А может, и больше. – Тофер насыпал наполнителя в лоток, а отец запер кошачий лаз, чтобы она не могла выскочить. Ка была явно не в восторге. Она стояла у двери во двор и протяжно мяукала. Ка терпеть не могла кошачьих лотков. Тофер наполнил её миски и поставил на пол.

Папа сказал:

– Ка, ты не волнуйся. Мы не будем смотреть, как ты делаешь своё дело в лотке. Мы уже уходим. – И он настоял на том, чтобы Тофер пошёл в школу на остаток учебного дня.


Тофер явился в школу уже почти к обеденному перерыву. К счастью, сидеть за партой и пытаться что-то соображать ему не пришлось: весь класс подготавливал их кабинет к перерыву на каникулы. Элли снимала со стены постеры и попросила Тофера помочь ей. Там всё было про Тюдоров и Стюартов. Может, поэтому он думал, что Ка отправилась в шестнадцатое или семнадцатое столетие – потому что именно эта эпоха была у него на уме? Про кошек в те времена на уроках не рассказывали, хотя кошки тогда были. И крысы были. Крысы переносили чуму, но люди тогда этого не знали. А жаль. Возможно, они бы получше обращались с кошками, если бы знали. Они проходили монархов Генриха VIII и Елизавету I, а ещё поэта Шекспира и мореплавателя Фрэнсиса Дрейка; было и про то, что содержимое ночных горшков выливали из окна прямо на улицу. Об этом написал мемуарист того времени Сэмюэл Пипс в своём дневнике.

– Тофер, хватит ворон считать! Подержи-ка вот это. – Элли протянула ему кнопки, которыми ещё минуту назад крепился к стене портрет Елизаветы I в натуральную величину. Генрих VIII ещё висел. Когда Тофер и Элли их рисовали, они по очереди легли на куски ватмана и обвели друг друга, а потом к полученным контурам пририсовали одежду.

– А вообще – где ты сегодня пропадал? – спросила Элли.

Мальчик рассказал, и она обрадовалась, что Ка вернулась, но очень расстроилась, узнав про её раны.


Когда они вдвоём пришли к Тоферу после школы, Ка мирно спала у него на кровати, поэтому они решили её не трогать и спустились вниз, чтобы найти что-нибудь перекусить. Взяв с собой еду, они поднялись обратно. Жуя, Элли спросила:

– А где твоя статуэтка? Я же вроде нашла её в прошлый раз.

– Я ведь тебе уже говорил, – сказал Тофер. – Статуэтка появляется только тогда, когда Ка отправляется в путешествие во времени.

Элли пристально на него посмотрела.

Тут Ка проснулась. Всё-таки они ели крекеры с сыром – одно из её любимых лакомств. Пока она подъедала кусочки печенья у Тофера с руки, Элли внимательно рассмотрела её шею. Ей просто не верилось.

– Что за маньяк мог такое учинить?

Тофер повторил ей то, что сказал ветеринар, и указал на книжку Британского музея, объяснив про «ужасающие пытки».

– Это какие, например? – спросила Элли.

Он посоветовал ей прочитать самой – только не вслух.

Пробежав глазами несколько страниц, девочка сказала:

– Вообще, если уж так подумать, это не очень-то удивительно. В смысле Генрих VIII убил двух своих жён просто потому, что они не родили ему сына. Люди тогда были жестокими. Как насчёт той королевы, которая сжигала людей на костре только за то, что они не были католиками?