– О, нет! Не нужно так волноваться. Мудрые люди говорят: «Тише едешь-дальше будешь!» Как только восстановите силы, мы вас подзаправим провизией и – в добрый путь.
Графиня, ничего не ответив, откинулась головой на подушку и закрыла глаза. Опытный лекарь тоже подметил странность в поведении дамы с восковым лицом и, быстро собрав свой саквояж, вежливо откланялся. Выйдя за дверь, он оставил кое-какие рекомендации, касающиеся здоровья пациентки и направился к выходу. Хозяин дома проводил господина Тёрнера до самых ворот, несмотря на то, что дождь не переставал лить, как из ведра. Забравшись в коляску, лекарь произнёс загадочную фразу:
– Ab aqua silente cave (Берегись тихой воды).
– Простите, не понял вас, – обратился к нему Ллойд.
– Это я так… о своём, – добродушно улыбнувшись, ответил Тёрнер. – Если вдруг состояние вашей гостьи ухудшится, прошу немедля меня оповестить. Желаю здравствовать.
Прошло три дня. Глория несколько раз порывалась призвать лекаря для подтверждения полного выздоровления графини, но та наотрез отказывалась от встречи с ним. За время пребывания постояльцев в замке две женщины так и не смогли сблизиться. Сабина Готлиб держалась холодно, отстранённо и неохотно вступала в разговор, чего нельзя было сказать об её супруге. Все эти дни граф старался не отходить от хозяина дома ни на шаг. Вместе они обсуждали текущие дела и назревшие бытовые проблемы. Дотошный Вильгельм Готлиб проявлял немалую осведомленность и практичность в хозяйственных вопросах. Он подолгу засиживался в кабинете герцога, ознакамливаясь с бумагами, затем отправлялся вместе с ним на совместные прогулки по окрестностям Валенсбурга осматривать владения. Сам Готлиб объяснял такое рьяное участие в делах четы Ллойдов своим желанием отплатить хозяевам за оказанный приём. И до того ловко у него это выходило, что всего за три скоротечных дня опытному глазу удалось в полной мере изучить положение дел в замке Каймангрот, в которых, увы, обнаружилось немало беспорядка и безотчётности.
– Ознакомившись с состоянием ваших дел на текущий момент, я пришёл к выводу, что учёт доходов и расходов до сих пор вёлся крайне небрежно, – сухим официальным тоном докладывал Вильгельм Готлиб герцогу. – Арендная плата за пользование земельными наделами предельно низкая, возвраты по долговым распискам просрочены, проценты за невыполнение обязательств не начисляются. Более того, долги порой вовсе не возвращаются. Торговые соглашения заключены на невыгодных для вас условиях. Словом, все те, кто считает возможным залезть в ваш карман, делают это беспрепятственно и, я бы сказал, не без удовольствия. Простите за откровенность, но при таких обстоятельствах вас скоро пустят по миру.
– Дорогой друг, я давно догадывался, что дела мои продвигаются не лучшим образом, – печально проговорил Ллойд. – Но что поделаешь… Ведь всё то, что вы перечислили, требует решительных ответных мер. А многие из тех, кого вы упомянули, и без того сводят концы с концами. И ужесточение условий по отношению к этим людям, вероятно, приведёт к их окончательному разорению.
– А вы не допускаете, что кто-то просто использует вашу доверчивость ради собственной выгоды?
– Конечно же, допускаю. Мне и супруга не раз об этом говорила.
– Женщины часто бывают неправы, но иногда и к их совету стоит прислушаться. Острый и находчивый ум моей супруги нередко был мне подспорьем в затруднительных обстоятельствах. Не хочу показаться самонадеянным, но, полагаю, мне удастся кое-что сделать для вас, дабы пресечь вседозволенность пройдох и вымогателей.
– Мне было бы неловко возложить на ваши плечи такую ношу, хотя, признаюсь, содействие опытного человека в подобных делах не помешало бы.