– Ты хочешь послать нас в Манораю?! – то ли испугалась, то ли восхитилась она.

– Его, но не тебя!

– Как же он без меня будет на празднике? Нет, Стратиг! Я пойду с ним!

– По поводу тебя нам еще предстоит отдельный разговор, – с раздражением бросил он. – А пока молчи и слушай…

– Я не оставлю Мамонта! – дерзко заявила Дара. – Я должна быть с ним в Манорае!

Он все-таки проявлял великое терпение к ней: другую бы уже давно выставил за подобные пререкания и отправил бы прислуживать какому-нибудь дипломату или ожиревшему чиновнику.

– Для тебя приготовлен другой урок, – пообещал он. – Ты уже бывала там, хватит.

– Всего два раза! В юности, когда меня заметил Атенон, и еще раз, когда отвозила в горы несчастного Зямщица!

– Другие и этого не получают…

– Стратиг, ты же знаешь, Манорая для меня – почти что родина!

– Тебе возвращена память, а душе бессмертие. Что еще хочешь?

– Соли Вечности.

– И соль ты вкушала!

– Но так мало, Стратиг!

Взгляд его стал гневным.

– Если еще скажешь слово – лишу пути!

– Все равно уйду с Мамонтом, – проговорила она и обиженно замолкла.

– Ладно, давайте к делу. В обиталище Атенона вновь проникают кощеи. – Голос его стал деловито-жестким. – Получившие власть над миром жаждут вечности. Они лихорадочно ищут пути, как сделать душу свою бессмертной, но, слепые, пока что стремятся продлить существование физического тела. Замораживаются живьем, чуя близкий конец, консервируют в жидком азоте свое семя, пытаются клонировать клетки… Когда золотой телец в руках, власть его кажется беспредельной, и земноводным летариям становится мало одноразовой жизни. То, что гои получают от рождения и совершенно бесплатно, для кощеев становится смыслом существования. Им не так нужна соль Знаний, как манорайская соль. Наркотик уже не в состоянии удовлетворить потребности дарвинов, ибо он дает лишь мгновенное ощущение бессмертия. Повальное увлечение им скоро пройдет, и тогда изгоев охватит иная жажда. За вечность они уже сегодня готовы отдать все свое золото. И можно представить себе мир, которым станут управлять кощеи бессмертные.

Искупая свою вину, Стратиг налил чай в чашку, установил ее на серебряный поднос и подал Даре. Тронутая таким вниманием, она погладила его руку и обронила тихо:

– Благодарю тебя… Но все равно пойду в Манораю.

– Святогор опасается за сокровища, особенно сейчас, в пике фазы Паришу, – между тем продолжал он. – Дело усугубляется еще и тем, что доморощенные кощеи, захватившие власть в России, хотят поставить добычу манорайской соли на государственный уровень. Для них сейчас слишком хлопотно и накладно, например, строить нефтепроводы и продавать выкачанную из недр земли кровь. Им уже невыгодно добывать золото!.. Они уже мыслят себя бессмертными и хотят торговать вечностью… Должно быть, тебе известно, Мамонт, идея эта не нова и многие поколения кощеев стремились проникнуть хотя бы на территорию, где обитает Атенон. В мире изгоев она известна как Шамбала или Беловодье. Сами они не могут ходить туда: манорайская соль или даже излучение ее в Звездной Ране разрушает всякий искусственный интеллект. Но сейчас совсем нетрудно отыскать честолюбивых и незрячих изгоев, чтобы их руками попытаться добыть соль Вечности. Тем более к ним стихийно возвращается память, и они все чаще бросаются на поиски своей родины. И это естественно в пике фазы Паришу…

– Все так свежо в памяти. – Дара заполнила повисшую паузу. – Наш табор кочевал с реки Ганга, и мы остановились на ночлег. Там и подошел ко мне Атенон…

– Я уже это слышал, – оборвал ее Стратиг, отчего-то утратив прежнюю внимательность к Даре. – Если Мамонт не знает – расскажешь потом. А сейчас не мешай мне!