Или адвокат паникует не напрасно и тут замешаны спецслужбы. И тогда этот человек сверху таким образом проверяет их чистоту работы: если прокуратура и ФСБ не смогут выйти на след и доказать криминальную смерть старика авантюриста, значит, все в порядке и можно спокойно продолжать аналогичные операции.

В таком случае адвокат сильно рискует, пытаясь докопаться, кто убил и ограбил клиента, и потому решил второй статьей в газете предвосхитить ожидаемые события и хоть как-то себя обезопасить. Тот, кто побывал в квартире на Арбате в эти «темные» два часа, от получения пакета из посольства до прихода внучки, прекрасно знает о том, что адвокат посвящен во все тайные дела Кацнельсона. Тогда Виктор Петрович Бизин, адвокат, как значится в визитной карточке, скоропостижно умрет от инфаркта или инсульта…

Домой Хортов ехал практически на автопилоте, механически загнал машину в «ракушку» и по-настоящему начал ощущать реальность, лишь когда оказался в квартире. Надо было что-то предпринимать, но так, чтобы самому не поднимать паники. И прежде всего проверить потенциальные возможности и связи адвоката – больно уж уверенно он заявил, что первый материал будет опубликован. Андрей позвонил Стрижаку – если они в контакте, то дать команду или уговорить шефа напечатать статью у Бизина время было.

– Я подумал, шеф, – сказал он в трубку. – Изменю фамилию в материале на аналогичную, но более германизированную. Страну выезда указывать не буду. Мне кажется, это компромисс. Даете добро?

– Валяй, – бросил Стрижак. – И думай по Кавказу. Ты понял, что там идет война?

Выходило, что адвокат не связывался с шефом, иначе бы тот уже требовал материал в первоначальном виде, забыв об антисемитизме. Получить сведения о Бизине по другим каналам не было возможности, поскольку ни одного информатора в среде адвокатов у Хортова не было. Зато свой верный человек сидел в прокуратуре – Леша Скорята, с которым начинали служить командирами взводов в Ленинградском военном округе. Чувствуя, что вот-вот грядет сокращение, он поступил в заочный юридический институт (тогда это поощрялось), и увольнение из армии почти совпало с получением диплома. Ему не пришлось даже отвоевывать место под солнцем, отставного майора с руками и ногами взяли в прокуратуру. В Западной группе войск близкий конец былой мощи Советской армии чувствовался острее, и Хортов еще раньше Скоряты умудрился поступить в Берлинский университет (для некоторых офицеров особых отделов подобные вольности становились обязанностью), окончить его с отличным дипломом, однако до сих пор он не мог толком устроиться на работу.

Но на «антисемитскую» тему навел не он, а другой кореш, полковник из ФСБ Кужелев, к которому попало дело о смерти Кацнельсона. Скорята же добывал информацию от какого-то своего приятеля, параллельно с ФСБ занимающегося проверкой, и потому все время предупреждал, что рискует подставить его, если что-то случится.

К счастью, Леша оказался на месте, и с первых же слов стало ясно, что в прокуратуре тоже имеется свежая и неожиданная информация. По телефону бывший сослуживец ничего сказать не мог, однако назначил встречу после работы и попросил до нее не высовываться и по поводу смерти Кацнельсона ни с кем не консультироваться.

Должно быть, Скорята имел в виду информатора из ФСБ Геннадия Кужелева. Однако спустя полтора часа тот позвонил сам по мобильному, будто между делом спросил, когда выйдет материал, и пообещал заехать к нему домой поздно вечером, дескать, пора бы выставить магарыч за оказанную услугу.

С Кужелевым судьба свела там же, в Германии: получилось так, что Хортов заменил его на должности в особом отделе. Он уже в то время был профессиональным, специально образованным кагэбэшником, хотя еще в звании капитана, когда Андрея перевели в отдел с должности командира десантно-штурмовой роты, проще говоря, из пехоты (почему он и стал потом кандидатом на сокращение). А иначе никак было не остаться в ЗСГВ на второй срок – роман с Барбарой только еще зарождался, а самое главное, в войсках уже началась казачья вольница и за связь с иностранками не преследовали.