Затянув на себе потуже страховой пояс, Карл привязал линь к кольцу, прошел к борту на бак. Отто, закрепив другой конец линя к мачте, протянул его вокруг шпиля, чтобы натяжение было не вдоль борта, а перпендикулярно к нему. К шпилю же привязал канат с небольшой доской-скамейкой, какой обычно моряки пользуются при наружной покраске борта, спустил ее на уровень надписи «Изабелла». Потом помог Карлу усесться на эту подвесную скамеечку, протянул кисть, которую обмакнул в белую краску.

Карл, повиснув над темными волнами, уперся ногами и левой рукой в прохладный корпус яхты, отжался и начал работать. Дункель, то и дело подавая ему кисть после опускания ее в банку с краской, с невольным страхом следил за темно-изумрудными водными хребтами, которые прокатывались под яхтой, и когда «Изабелла» сходила вниз, вода достигала скамеечки, захлестывала ноги сына.

– Отец, обмакни кисточку еще в краску! – Карл протянул кисть вверх. Отто опустил ее в краску, вытер о край, чтобы не капала на палубу, подал сыну. И по привычке не забывал посматривать за горизонтом – они теперь находились, пожалуй, в той акватории моря, где пролегает трасса судов, идущих из порта Хобар в новозеландский порт Данидин, на Южном острове. И встретить кого бы то ни было ох как не хотелось!

– Отец, помоги переместиться левее, ближе к форштевню! Вот так. Теперь давай трафарет, нарисуем нашего священного скарабея! Хотя мы и не особенно-то похожи на египтян, но будем надеяться, что этот жук нас не скушает! – и засмеялся, радуясь веселой шутке.

Примерно через час, окончив работу, Карл швырнул от себя трафарет, а Отто выкинул за борт пустую банку, которая, кувыркнувшись в воздухе, шлепнулась на гребень волны, мелькнула несколько раз и, не затонув, исчезла в темноте.

– Все! С крещением, отец! Теперь мы из верных рыцарей Изабеллы Баварской превратились в надежных лучников египетского фараона Рамсеса! Не знаю, правда, какой у него порядковый номер – первый или пятый Рамсес! Да это и не главное! Главное, что под нашими ногами палуба новой яхты – «Хепру». – Изрядно продрогнув, Карл между тем шутил, довольный проделанной работе, а еще больше тем, что именно он подсказал отцу эту мысль о крещении яхты в новое имя! С помощью отца он поднялся наверх, скинул пояс, начал усиленно махать руками, чтобы согреться. Отто поднял пояс, смотал линь, убрал все в брезентовый мешок.

– Иди к себе, быстренько переоденься. И обязательно выпей рюмочку коньяка, чтобы не простыл! А я с Клаусом подежурю в рубке. Если кого-нибудь черти нанесут на нас, будем говорить, что приписаны к египетскому порту Александрии. Пусть ищут, кому она принадлежит, хотя не думаю, что это кого-то заинтересует. Ну, иди, не стой на ветру, сынок. Да обязательно выпей коньяку, скорее согреешься.

Карл, хлюпая мокрыми ботинками, ушел в каюту.

Окинув внимательным взглядом темное и оттого еще более жуткое бездонное море – нет ли где ходовых огней встречных судов? – Отто успокоился и прошел в рубку нести капитанскую вахту до полуночи.

– Прямо по курсу – шлюпка!

Резкий и как будто напуганный крик Роберта грянул над палубой подобно ружейному выстрелу среди благословенной тишины ночи… Отто и Фридрих одновременно вскочили с раскладных кресел, из-под надутого паруса посмотрели вперед – они только что позавтракали и присели подымить сигарами. С часа на час уже надеялись увидеть первые скалы Оклендского архипелага… а дождались неизвестно кого!

Дункель поспешил к рубке, взял у Роберта бинокль и поднес к глазам: почти по курсу на волнах качалась шлюпка, три весла вдоль борта медленно поднимались и падали на воду, не придавая, пожалуй, шлюпке никакого поступательного движения вперед – пассажиры пытались идти на север, против ветра. По крику Роберта на палубу вышли пассажиры, и вся команда наперебой тянулась к запасному биноклю взглянуть на потерпевших бедствие, но Роберт, как истинно галантный мужчина, протянул его баронессе, при этом подсказал: