– После лёгкого успокоительного она уснула на три чёртовых недели, вы думаете это нормально? Она уже не приспособлена для жизни в этом мире, сдайтесь уже!

Доктор вышел из комнаты и хлопнул дверью так, что казалось, она с петель слетит. Людмила тихонько села рядом с кроватью, кажется, рядом появилось место, на чём можно сидеть, и раздался тихий плач, мне стало невероятно обидно за такое отношение и, причём не ко мне, а к ней, пусть меня сравнили с трупом. Стало обидно и злостно, открыв глаза, я смотрела на Людмилу, на женщину, что сидела под светом свечи, на прикроватном столике стоящей, она сидела в скромном старом кресле-качалке тёмного цвета. Потребовалось немало усилий, чтобы протянуть к ней руку и положить ей на колено, от неожиданности она дёрнулась и посмотрела на меня, её мокрые от слез глаза смотрели прямо на меня с надеждой, и словно умоляя не сдаваться. Она не обратила внимания, что её колено было испачкано моей кровью с ладони, пока Кацман спорил с ней, всё, что я могла в этот момент – это сжимать кулаки с такой силой, что ногти врезались в ладони до самой крови, но вместо того, чтобы злиться, она лишь аккуратно взяла мою руку в свою и прижала к себе:

– Как ты себя чувствуешь? – тихим голосом, почти шёпотом, спросила она. Я лишь улыбнулась, её печаль в глазах плавно переменилась на искреннюю радость, и она улыбнулась мне в ответ. В этот прекрасный момент время словно остановилось, её морщинки у уголков глаз стали более заметными, а губы, растянутые в улыбке, что показывали часть её немного пожелтевших в силу возраста зубов. Морщинки на лбу разгладились, и она прошептала:

– Всё уже хорошо. Но мне так жаль.

Так она просидела ещё минут тридцать, а может и дольше, и лишь когда её слезы исчезли, она произнесла:

– Я вернусь через минуту, только прошу тебя, не засыпай.

С этими словами она встала и словно кошачьей походкой вышла из комнаты. Шторы были распахнуты, а сами окна были приоткрыты, весь подоконник был заставлен цветами и букетами, что не так давно были собраны, свежие букеты были составлены из акаций (акация – символ бессмертия), хризантем (хризантема – зарождение женского начала, целомудрия и спокойствия), тюльпанов (тепло, любовь и счастье) и Анютиных глазок (любовь и верность), но больше в глаза бросались чёрные розы (восхищение силой духа), что буквально только несколько часов назад раскрыли свои бутоны. Комната была наполнена ароматами этих цветов и свежестью, в окно пробивался яркий рассвет, за которым были видны кроны деревьев цветущей вишни. Осматривая комнату, которая выглядела так же, как и при моём первом пробуждении, за исключением одного: на трюмо уже не было зеркала, и вместо папки на столе стоял граммофон и рядом с ним стопкой располагались виниловые пластинки. Одна была без упаковки, словно её собирались запустить в проигрыватель, но не успели. Я даже и не заметила, как в дверь вошла Людмила Ивановна и доктор Кацман.

– Доктор, посмотрите, она полностью в сознании и уже прошло её сонное состояние, мне кажется, она уже готова, – спокойным голосом и лёгкой, еле заметной улыбкой произнесла Людмила, прервав моё изучение комнаты. Повернув голову в их сторону, я подняла руку и помахала, приветствуя их. Я помню, что они меня не слышат, но им и необязательно, главное, что я жива, и поскольку это так, остальному смогу научиться, если постараюсь, и адаптироваться. Кацман подошёл ко мне, заметив рану на моей ладони, вновь достав свой фонарик, осмотрел мои глаза и горло. В этот раз от него не пахло одеколоном, вместо него ощущался приятный запах геля для душа или что-то на него похожее, с нотками тёмного шоколада. От удивления я улыбнулась так же непроизвольно, как и в первый раз, когда проявила свои эмоции. И Кацман это заметил, на что тоже мягко улыбнулся. Доктор также попросил следить за движением его указательного пальца, а затем сжимать и разжимать кулаки, его просьбы исполнила с лёгкостью, всё это было очень естественным, несмотря на то, что ещё какое-то время я и глаза открыть не могла без сильного старания. Он посмотрел в сторону Людмилы и жестом её пригласил к нам, всё это время она стояла у двери и наблюдала за происходящим, ждала, когда, наконец, закончится осмотр. Для неё, наверное, этот момент длился словно вечность, ведь она очень сильно переживала, и это было видно по её мимике и глазам, но сейчас в них загорелась надежда и радость.