Седар замолчал. Ему было больно.
Кейтрини сглотнула. Ей стало не по себе. Она очень хорошо знала, каково это – когда пропадает доверие, разбиваются иллюзии, в которых живешь годами, и ты потухаешь. Вокруг тоже становится темно. Сначала растерянность. Кажется, что всё – выхода нет, тупик. Под ногами нет опоры, да и идти никуда не хочется. Оказываешься в плену этой темноты, страхов, неуверенности, боли, ненависти, обид и цинизма. Потом ты начинаешь использовать это все как свою броню, которая, на самом деле, только разрушает тебя изнутри, заставляя еще больше погружаться в это темное болото.
– Я знаю, о чем ты… Потом ты решил закрыться, чтобы тебе больше не было больно..
Седар кивнул.
– Да, я решил для себя, что теперь романтические эмоции буду позволять себе только вживаясь в образы на съемочной площадке. В своей реальной жизни я не хотел испытывать более ничего подобного. Закрывался за нахмуренными бровями и частой злостью, – он снова нахмурился, – И ты знаешь, у меня это получалось… до того самого дня, пока чуть не сбил тебя.
Он посмотрел в ее глаза:
– Ты что-то сделала там… тогда со мной. Вот здесь, – он показал пальцем на свою голову, – Вот здесь, – он положил ладонь на свою грудь, – И вот здесь, – он показал пальцем на свои губы, – С того самого момента, как ты сделала меня своим зеркалом, я хочу поцеловать тебя, и теперь злюсь уже из-за этого, – произнес он хриплым шепотом.
Кейтрини, замерев, смотрела ему в глаза. Но ему казалось, что она смотрит ему прямо в душу, чрез всю ту броню, что он выстроил.
Он подошел к ней почти вплотную и взял ее лицо в свои ладони, взглядом спрашивая разрешение поцеловать ее. Девушка раскрыла губы и потянулась навстречу его губам. Сперва он еле тронул ее губы своими, словно пробуя их на вкус, а потом жадно прильнул, как к самому вкусному, давно желанному, целительному источнику.
Кейтрини закрыла глаза и полностью отдалась ощущениям, позволяя мужчине изучать свои губы и лицо поцелуями. Она чувствовала его власть над собой и совсем не хотела сопротивляться этой власти. Он и его поцелуи – и больше ничего не существовало.
Ну, по крайне мере, пока.
Седар оторвался от ее губ, тяжело дыша. Он сожалением подумал о том, что должен остановиться, иначе, еще минута – и он просто не сможет это сделать. Он прислонился своим лбом к её, и заглянул ей в глаза. Ему казалось, что они словно забирают его в себя. От этого чувства у него по телу пробежала горячая волна, и чуть не задохнулся от желания. Большими пальцами он гладил ее лицо и продолжал тонуть в ее глазах.
Кейтрини перевела взгляд на его губы.
– Стой, – выдохнул он, слегка улыбаясь, когда ее губы почти коснулись его, – он поцеловал ее в кончик носа и отстранил от себя, качая головой, – Иначе я уже не смогу сдержаться, – он все еще слегка задыхался, – А я тебе еще не все рассказал, что хотел.
Кейтрини медленно выдохнула, и тронула нижнюю губу пальцами. Она была чуть припухшей.
– И так не делай, пожалуйста, – взмолился Седар.
Ему срочно надо переключиться с неё на что-то другое. Поискав глазами, он взял стакан с уже холодным чаем.
– Сегодня кое-что произошло, о чем ты должна знать, – он отхлебнул холодный напиток и поморщился.
Кейтрини насторожилась. Что-то ей подсказывало, что то, что она сейчас услышит, ей не понравится.
Она попыталась запахнуть халат и встала с другой стороны стола, напротив Седара, скрестив руки на груди.
– Вчера на приеме один из сопровождающих оказался журналистом, и он увидел многое из того, что не должен был. И сделал фотографии того, что увидел. Он также проследил за нами, а потом за тобой.