– Глупый ты. Тебе бы домой вернуться, а ты о каких-то чашах думаешь. Давай лучше ворота искать.
Они осмотрели осколок лодки, который нашла Элис. Потом обнаружили ещё несколько расщеплённых досок, и даже большой кусок кормы. Потом Мартин показал камень, у которого он очнулся. Но было видно, что его мысли заняты пропажей.
– Это монах! – Вдруг закричал он. – Проклятый спири́т спёр её. Напоил меня сонным отваром и ушёл, прихватив чашу. Я вспомнил, как он косился на мой мешок!
– Может быть. Это вполне в их духе. Они не признают имущество. И сами ничего не имеют, и чужое легко взять могут. Знаешь что, – она подошла к нему совсем близко, – не расстраивайся, могло быть и хуже. Знаешь, что было бы, если бы он порылся в моём мешке?
– Что? – Вяло отреагировал Мартин.
– Все бы умерли! – Зловещим шёпотом сказала Элис.
– Ну, пожалуй, я бы не расстроился, если бы умер этот вор.
– Ты не понял. Не только он. Но и мы, и все в деревне… вообще все! И вообще, кто ты такой, чтобы желать кому-то смерти. Да, мне спириты тоже не нравятся, но желать смерти… ведь смерть – это вообще, самое последнее, самое плохое, что может быть. И этого нельзя исправить. А чашу ещё можно найти.
Мартин даже растерялся. Ему было стыдно оказаться в её глазах жестоким. Этому его никогда не учили. В книгах обычно прославлялась сила, отвага и воинская доблесть. Пусть на защиту слабых. Справедливая, но всё же, по сути, жестокость…
– Прости. Я не подумал.
– Меня-то за что? – Мягко возразила Элис. Ей вдруг тоже стало стыдно за свои резкие слова. – Вот, смотри…
Она осторожно открыла свою шкатулку. В самом её центре, обложенная обрывком ткани, сверкала маленькая склянка с золотистой жидкостью. На стекле синим пунктиром нарисованы буквы.
– Что это? – Мартин хотел её взять, но Элис захлопнула крышку и быстро убрала шкатулку.
– Я же сказала, смерть. Если она разобьётся – все умрут. Если вдруг увидишь её разбитой – беги. Тогда, может быть, спасёшься. Совсем беги. Шейла говорила, как можно дальше, на другой конец мира, потому что скоро здесь все умрут.
– Ты не врёшь? – По его виду читался другой вопрос: «Ты же не будешь её разбивать?»
– Нет. – Ответила она сразу на оба. – Я бы спрятала её где-нибудь, но вдруг кто-нибудь найдёт. Уж лучше иметь её при себе.
– А можно её как-нибудь уничтожить?
– Не знаю…
Вдруг Мартин пригнул её к земле.
– Кто-то идёт. – Сказал он тихо.
Покатился камень. Элис и сама уже различила тихие шаги. Звук доносился спереди и приближался. Они быстро отползли за стоячую скалу.
– Это шаман. – Шепнула Элис.
Невысокий человек в кожаной куртке деловито прошагал в сторону посёлка.
– Когда он успел пройти туда, – Мартин указал вперёд.
– Наверное, ночью, пока мы спали. И нас не заметил. Интереснее другое: что он там делал?
Они остановились там, где ущелье разделялось на два рукава. Точнее, наоборот, два распадка сливались, образуя широкое русло, по которому они пришли. Между ними поднималась скала, гладко обточенная древними течениями. Они расположились на привал прямо под ней, совершенно не заботясь о шамане, который мог вернуться. Элис не боялась его, как не боялась духов. Кроме того, с ней был Мартин, который был ростом, пожалуй, повыше шамана.
– Личинок хочешь? – Элис развернула ткань, рассыпав опилки и сухие листья. Мартин посмотрел и поморщился.
– Не люблю я слизняков всяких.
– Ну, ты прямо как Шейла. И вовсе это не слизняки! Улитка вкусная только в раковине, а лысый слизень – горький, и от него потом живот болит. Это любой ребёнок знает. А это – личинки, у нас в деревне все их едят. И дети в лесу собирают. А если их пожарить на масле – вообще объедение! Хочешь – пожарю?