Не говоря о том, что Коллина, как и всех других Стражей, приучали к Пыли с младых ногтей, он, будучи офицером, зашёл в этом особенно далеко.

После начала восстания магов, когда Коллин оказался в плену, а позднее – единственным выжившим из всех заложников восставших магов – он стал настолько ярым приверженцем Ордена, призванного держать магов под контролем, что всегда оказывался на передовой. Коллин был одинаково суров к отступникам и нарушителям с обеих сторон. И мало кто знал, какая горечь таилась в его душе после всего, что с ним произошло. Леандра, проводившая напротив него часы за шахматным столом, была, возможно, единственной, кому он рассказывал хоть что-то о тех частях своей жизни.

Как бы он не старался выглядеть нерушимой крепостью перед другими, тогда, в плену, его вера впервые была сломлена. Маги, которых он поклялся защищать, оказались врагами и безумцами. И хотя Коллин наверняка понимал, что в кровопролитии, происходившем в башне Эриман – второй из восставших башен магов – отчасти было обоснованным ответом на жестокость самих Стражей – Коллин никогда не был одним из тех Стражей, кто действительно заслужил их ненависть. И как бы Леандра не сочувствовала любым восставшим магам, даже она это понимала.

Леандра знала, что восставшие маги использовали магию внушения, Чтобы подкрепить свои силы, они пускали пленникам кровь, а магия крови всегда привлекала демонов. Глядя на измученное лицо этого мужчины, она могла только гадать, каких именно демонов он видит теперь в бреду.

Однако несмотря ни на что, после плена Коллин остался в строю и получил звание капитана – в городе, ставшем одним из самых ярых очагов противостояния магов и Стражей. Леандра читала о том, что происходило на Шейне. Место, где древние войны истончили Завесу до предела, стало эпицентров одержимостей, суровых расправ со стороны Стражей и от того ещё более яростных попыток магов освободиться. Когда Коллин говорил об этом, его голос становился чужим, и Леандра откровенно радовалась, что все те же годы сама она провела в благополучных эстерских колледжах-башнях, где едва ли кто бы то ни было из бездарных решился бы поднять руку на мага.

Юность Леандры не была безоблачной. Давление отца и сложные отношения со сверстниками – всё это сделало её тем, кем она была теперь. Но Коллин видел вещи, от которых её до сих пробирала дрожь, хотя теперь она была магистром магии, наблюдавшим достаточно жестоких таинств магии крови.

Она потёрла виски, не в силах слушать его яростные крики.

Затем, внезапно за дверьми воцарилась тишина.

Лейси беспокойно заёрзала.

– Посол?.. – Вы думаете, всё в порядке?

Леандра опустила руку. Уставилась на двери. Она не знала эту Мартину лично, но та считалась лучшей целительницей в Брел-Шанторе. Она прибыла вскоре после того, как Леандра потребовала врача. Имени Леандры – если не её монет – было достаточно, чтобы заслужить визит на дом в столь поздний час.

– Могу предположить, что целительница Мартина использовала какое-то успокаивающее заклинание, – сказала Леандра, не добавив: «или отключила этого ненормального молнией». Она заставила себя улыбнуться. – Её действительно очень рекомендовали как великолепного целителя. Я сомневаюсь, что наш командор мог бы оказаться в лучших руках.

Лейси скрестила руки на груди. Вонзила ногти в ладони, чтобы удержаться от слёз, и попыталась изгнать воспоминание о своём командире – солнце, отражающееся от его сверкающих доспехов. Меч, вытянутый в руке. Роскошный мех его плаща, который он надел в тот день, собираясь в последнюю битву против Девы. Смелый и решительный, он казался чем-то большим, чем сама жизнь. И теперь…