– Я понимаю, ты злишься.

– Это верно. В смысле – ты понимаешь, что, если эта история всплывет, ты потеряешь работу.

– Я знаю, что допустил ошибку, это меня гнетет, но до сих пор я верил, что остановил убийцу.

– Проклятье, – буркнула Нелли.

Эрик взглянул на визитную карточку, лежавшую на столе, и стал набирать номер комиссара.

– Что ты делаешь? – спросила Нелли.

– Я должен рассказать об алиби Роки, про руку и ухо, и…

– Расскажи, – согласилась Нелли. – Но что, если ты оказался прав? Что, если алиби – фальшивка? Тогда нет никаких параллелей.

– Наплевать.

– И поразмысли над тем, чем ты будешь заниматься остаток жизни. С медициной придется завязать, ты потеряешь доход, может, попадешь под суд. Скандал, газетные писаки…

– Я сам виноват.

– Лучше узнай сначала насчет алиби. Если оно действительно существует, я сама на тебя заявлю.

– Спасибо, – усмехнулся он.

– Я серьезно, – сказала Нелли.

У гаража Эрик вылез из машины, торопливо прошагал по мощеной дорожке к темному дому, отпер дверь и вошел. Он зажег свет в прихожей, но не стал снимать верхнюю одежду, а по крутой лестнице спустился в подвал, где хранился обширный архив.

В запертом несгораемом шкафу Эрик держал документы, относящиеся к проведенным в Уганде годам, к крупному исследовательскому проекту Каролинского института и встречам с пациентами в психиатрической клинике. Все письменные материалы содержались в амбарных книгах и историях болезни. Записи всех встреч были переведены на восемь внешних жестких дисков.

С гулко бьющимся сердцем Эрик отпер один из шкафов и перенесся в год, когда судьба Роки Чюрклунда пересеклась с его судьбой.

Эрик вытащил черную картонную папку и быстро прошел в кабинет. Включил свет, взглянул в черное окно, развязал шнурок и положил раскрытую папку на стол перед собой.

Это было девять лет назад, в совсем другой жизни. Беньямин ходил в начальную школу, Симоне писала диссертацию по искусствоведению, а сам он только-только открыл совместно с доцентом Стеном В. Якобссоном Центр кризисных и травматических состояний.

Сейчас Эрик уже не помнил последовательности событий, приведших его к участию в группе судебно-психиатрической экспертизы. Вообще-то к тому времени он решил никогда больше не браться за подобные дела, но его коллега Нина Блум обратилась за помощью, поскольку обстоятельства оказались из ряда вон выходящими.

Эрик вспомнил, как сидел в тот вечер в своем новом кабинете, читая присланные прокурором материалы. Мужчину, которому предстояло пройти обследование, звали Роки Чюрклунд, он служил пастором в приходе Салем. Его арестовали за убийство сорокатрехлетней Ребекки Ханссон, которая пришла на утреннюю службу и потом осталась для личной беседы в воскресенье, предшествовавшее убийству.

Убийство было невероятно жестоким, в нем чувствовалась бездна ненависти. Лицо и руки жертвы были изуродованы. Женщина лежала на кухонном полу, правая рука прижата к горлу.

В деле фигурировали довольно веские доказательства. Роки отправлял жертве угрожающие сообщения, отпечатки его пальцев и его волосы обнаружились в ее доме, кровь Ребекки совершенно точно была на его полуботинках.

Его объявили в розыск за убийство и взяли семь месяцев спустя при серьезной аварии на въезде на шоссе в Бруннбю. Роки угнал машину в Финсте и ехал по направлению к Арланда.

В аварии Чюрклунд получил тяжелые повреждения мозга, которые привели к эпилептической активности во фронтальных и височных долях обоих полушарий.

Он был обречен страдать от приступов автоматизма и потери памяти до конца своей жизни.

Когда Эрик впервые увидел Роки Чюрклунда, на его лице краснели шрамы после аварии, рука была в гипсе, а волосы на голове едва начали отрастать после операций. Роки был рослым громогласным мужчиной. Почти двухметровый, широкоплечий, с огромными руками и мощной шеей.