Круглая площадь перед главными воротами напоминала огромный котёл, в котором кипели эмоции, шум, запахи и краски. В её центре находился каменный постамент, на котором расположился алтарь Отцу и Матери. Их высеченные из дерева фигуры украшались во время празднеств, но сейчас к ногам двух главных и единственных божеств Меридиана княгиня Елена возложила венок из белоснежных цветов, как символ освобождения и победы. Затем помещица сделала несколько шагов к краю возвышения и поравнялась вместе князем Еферием и супругой генерала, Лизой, в чьих хрупких руках оказалась сосредоточена казна западных земель.

Крестьяне, собравшиеся чтобы поприветствовать вернувшихся победителей, представляли собой пёструю и шумную толпу. Мужчины в выгоревших холщовых рубахах и шерстяных штанах стояли вперемешку с женщинами в простых, но аккуратных платьях, украшенных лишь скромной вышивкой. У многих детей лицо было испачкано землёй, а волосы растрёпаны от бега и игр. Женщины, старики и оставшиеся мужчины расступались перед своими защитниками, образуя для них проход, и рукоплескали «Чёрному легиону», отдавая дань мужеству. К ногам солдат они бросали белоснежные венки, похожие на тот, что возложила на алтарь помещица. Но радость праздника омрачилась: в этот раз легион вернулся не в полном составе.

Князь спустился по ступеням и направился к спешившемуся генералу. Помещик, поравнявшись с воином, положил свою руку ему на плечо:

– Этот солнечный день воистину светлый. Из похода к северным границам вернулись наши солдаты, мужественно защитив от неприятеля Западные земли. Да будет этот день объявлен днем радости! Жертвы солдат не напрасны, поэтому не тужите о почивших! Ведь благодаря генералу Хейдралу и его «Черному легиону» мы с вами находимся под защитой, друзья!

На площади наступила напряжённая тишина. Одна из крестьянок кинула резкий и гневный взгляд в сторону Владыки. Речь князя была полной витиеватых оборотов и патетических восклицаний, но в ней отсутствовала душевность, способная тронуть простых людей. Елена едва заметно скривила губы в усмешке, подмечая это. Закатывать глаза она намеревалась после того, как отвернётся в сторону, чтобы никто из придворных не увидел этого. Его Высочество никогда не блистал в искусстве красноречия, особенно когда дело касалось обращений к простому народу. И всё же, спустя несколько мгновений, толпа одобрительно закричала, подняв руки к солнцу, празднуя победу. Но хозяйка Запада ясно понимала, что эти возгласы предназначались вовсе не князю, а стоявшему рядом с ним Хейдралу, чья фигура вызывала у народа подлинный восторг.

Генерал слегка прищурился, осматривая своего Владыку, и едва заметно улыбнулся уголком губ. Этот жест, казавшийся многим дружелюбным, для княгини был слишком знаком: маска одобрения, которую Хейдрал надевал всякий раз, когда не хотел выдать истинное чувство пренебрежения и разочарования. Лишь глаза цвета бескрайней водной глади выдавали внутренние переживания. Его светлое лицо – с острыми чертами, напоминавшими лезвие клинка, – сохраняло невозмутимость, хотя на коже ещё виднелись следы запёкшейся крови. Но на нём не было ни единой царапины.

Елена не могла не восхищаться генералом. Как только меч попадал в его руку, он становился непобедимым. Неуязвимость и ярость военачальника были пугающими и очаровывающими одновременно. Однако, княгиня знала, что это был результат долгих лет упорного труда, начиная с тех времён, когда он, еще будучи сыном простого кузнеца, ковал себе первые клинки в сарае. Тогда-то его и заметила мать Елены, княгиня Рейна. Будучи помещицей, она успела сделать из простого мальчишки гордого молодого воина, проводя с ним время и тренируя. Елена ощутила странную горечь, вспоминая об этом. Именно Рейна увидела в нём будущего легионера и определила судьбу пылкого юноши, который еще тогда был готов броситься на врагов с наспех выкованным, незаточенным и неровным клинком.