– Тогда нам придётся спешно собирать манатки и валить из родного города, – закончил за него Михальчук. – Ты, Кирюх, раньше времени-то не паникуй, всё образуется.

– Мы ж и не в такие переделки попадали, – добавил Глеб.

– А ради чего? Вот скажите, наш интерес во всём этом какой? Ладно, со мной всё ясно, мне сны спокойно жить не давали. А вам?

– А мы туда, куда и ты, – пожал плечами Глеб. – Пошли завтракать, Кир. Не загоняйся. Мы такая сила… Куда там Маркелову.

– Это вот ты так пошутил, да?

– Почти. Ну вспомни, Кирюх, раньше тоже ситуации были патовые, казалось всё, нет выхода, а он потом как-то своевременно находился.

– Не рановато ли отчаялся? – поддержал Глеба Дима. – Мы ж ещё на место не прибыли, и фотки ты не все видел. Давай ка сейчас действительно, просто позавтракаем, даже тему поисков поднимать не будем. А проблемы… будем решать по мере их поступления. Я ещё и так скажу, это исходя из моего ментовского опыта, если есть преступление, а в нашем случае оно есть, значит наверняка найдутся и улики.

– Следак дело говорит, – кивнул Глеб, поддерживая. – Я с Димкой целиком и полностью согласен. Раскрутим мы это дело, Кир. Вот увидишь, так или иначе, раскрутим.

Аппетита не было, Кирилл лениво возил по тарелке остывающую овсяную кашу, смотрел в окно и будто не видел ничего за ним. О чём думал?

– Кирилл! – не выдержал Глеб, – Ну в конце концов! Сколько можно?! Нам ещё столько дел предстоит, а ты с похоронным видом ходишь! Не ешь, не спишь, только над фотографиями шаманишь! Вот скажи, ты какую цель поездки преследуешь? Ты намереваешься разобраться в том, что произошло здесь год назад или себе дорогу на кладбище прокладываешь?!

– Глеб… – одернул его Дима. – Нам ещё внутренних разборок не хватало!

– Да при чём здесь разборки?! Ты на него посмотри! – бушевал Троицкий, – Выглядит так… Что пожалеть хочется. Обнять и плакать.

Кирилл поморщился, но не ответил, понимая, что Глеб провоцирует его, пытается расшевелить хоть таким способом. Он и сам всё понимал, но сделать ничего не мог, не получалось. И настроение скакало с агрессии на апатию. Объяснить перепады настроения Кирилл не мог, а посему и говорить о них не стоило, как объяснить то, чего сам понять не можешь? Он примирительно поднял руки:

– Ладно, сдаюсь. Съем я эту чёртову кашу, и даже кофе выпью, если вы настаиваете.

Глеб пододвинул к нему тарелку, поставил локти на стол, положил на руки подбородок, будто строгая мамочка, над своим чадом, накормить которого задача не из лёгких.

– Вот и прекрасно. А к каше ещё пару бутербродиков заточи, иначе из-за стола не выпущу.

Он не узнавал друга. Что-то с ним происходило, это тревожило Глеба, он осознавал – надо торопиться. Кирилл долго не выдержит. Он сильный, но не железный. Да и не о физической силе идёт речь, Глеб понимал, вся эта история тянет жизненные силы из друга, не отпускает, тащит куда-то заставляет двигаться, а если назад повернуть… убьёт непременно. Отступить значит погибнуть.

– Кирилл, тебе отдохнуть надо. Завтра с утра снова в путь двинемся, нам ещё долгая дорога предстоит.

Кирилл кивнул, соглашаясь, снова застыл над тарелкой.

– Кирилл, ешь давай, и это… не смотри сегодня больше фотографии.

Кирилл отрицательно качнул головой, не соглашаясь.

– Сделай перерыв, тебе реально отдохнуть надо. А то мы не только никого не найдём, так и тебя потеряем.

Кирилл поморщился, отмахнулся.

– Лизка в опасности, – вдруг неожиданно выдал он. – Она в опасности, а я её защитить не могу, потому как, если вернусь, или хотя бы попытаюсь, ей точно… плохо будет. Пока мы тут копошимся, разыскивая вчерашний день, ей ничего не угрожает, а остановимся – что угодно может произойти.