Цепь в левой руке, во время шага вперёд и разворота, переброс цепи в мою привычную правую. Уход от прыжка разворачиваясь, но в то же время, нанося удар по низу. По горизонтали, по ногам приземляющемуся волку. Не обращая внимания на взвизгивания, как будто ничего и не происходило, шаг в сторону в уходе от второго. Шаг назад мгновенно, без пауз в уходе от третьего, но цепляя ноги противника своим оружием, шаг вперёд, будто наступал, но уверенно проводя по низу вдоль земли цепью, и в то же время, готовясь сделать шаг назад. Развернувшись сделать шаг в обратном направлении, чтобы держать под контролем всех троих.

Яростный прыжок молодого волка, полет цепи, причём может даже случайно пришёлся по морде, визг, мой шаг дальше, разворот и цепь летит уже по ногам следующего нападающего. Цепь не останавливалась, в то же время ни одного лишнего взмаха не было. Я не снимался в фильме, где за красоту движений могут доплатить, я выживал, пусть не каждый удар был силен и хлёсток, но уверен, что каждый был чувствительным. Каждое касание по телу волка, в большей части по ногам, не защищённым жировыми слоями, а значит по мышцам. Удар, рык, снова удар, визг, шаг, снова, снова, снова… Волчица остановилась. По её лапам текла кровь, впрочем, боязни в её виде и какого-либо страха в глазах не было. Её ноги и тело судорожно тряслись, не сколько от усталости, сколько от злости, от бессилья понять, как действовать дальше. Челюсти тряслись, быстро сжимаясь тихо клацая зубами. Моментом позже остановились и молодые отпрыски, которые в последние минуты также сбавили темп, потеряв надежду на быструю победу. Теперь они просто огрызались с места, не нападая и явно боясь прыгнуть, получив снова по конечностям.

Так прошло секунд тридцать, может минута-две. Каждый стоял на своём месте без движений. Каждый оценивал своего противника, свой следующий ход, но никто не сделал ни единого движения. Она в этой сцене была главной, все зависит только от неё. На нее никто не смотрел, но все ждали ее решение. Волчица также понимала, вожак стаи она, а противник, какой бы силой он не обладал, может быть либо повержен, либо по ее воле помилован. Она наклонила голову к своим ногам, лизнув несколько раз кровоточащие раны, сделала несколько шагов вдоль виртуального круга нашего боя. Вернулась на место с которого сошла и еще пару раз лизнув раны направилась в сторону леса, откуда я ее первый раз и увидел. Молодые волки не стали испытывать судьбу и рванули за ней. Я еще несколько минут стоял не сходя с места, тихо. Я не знал, что можно ожидать от волка, было желание просто сесть в снег, а вдруг вернутся, нет, все-таки сначала выйти на дорогу.

Через десять минут я сидел на обочине не веря во все происходящее, но с чувством, что что-то во мне сильно изменилось.

Прошло несколько дней. Не то что бы были какие то переживания, но каждый вечер я прокручивал в воспоминаниях эту встречу вновь и вновь. Мне не давала покоя та мысль, которую я успел уловить во время боя. Я видел слишком много, и ни одна деталь не была лишней. Мое подсознание работало напрямую с нервными окончаниями моего тела, отдавая лишь верные команды. Исчезла та нить, отвечающая за выбор между тем или иным решением. Может тайна великих учителей боевых искусств основана вовсе не на знаниях владения своим телом и оружием, а на искусстве познания своего разума. И в основе боя, лежит воспитание духа, но не в том виде, в котором мы привыкли его воспринимать, а в глубоком познании самого себя. А умение слиться с природой, по учению Конфуция, это не умение насладиться пением птиц сидя в красивой позе, а как раз-таки, настроить свой разум воспринять каждый шорох. Почувствовать изменение ветра, заметить прыжок кузнечика у себя за спиной, увидеть крылья бабочки внутри цветка, тем самым осознать силу свою в простоте движений. В заложенных самой природой чудесах умения подчинить свое тело, копируя увиденное ничего не придумывая. Может и появлялись разнообразные стили восточных единоборств, но только был тот, кто изначально понимал, что делает его тело, а были последователи, пусть и превосходящие в силе и в умении скопировать движения учителя, но не понимающие, как же им одолеть своего наставника. Стиль за стилем появлялись, исчезали, объединялись и совершенствовались. Стиль богомола, обезьяны, аиста и даже дракона, где каждый пытался доказать силу своего умения и лишь единицы, познав себя, никому ничего не доказывали, тем самым находя признание и занимая нишу мудрецов и великих учителей.