Проект этой системы ясен и убедителен и на первый взгляд кажется, что он не может встретить никаких возражений при практическом применении. Однако практические результаты не соответствовали ожиданиям автора.
Прямое самоуправление посредством коллективных народных решений – образец демократии – действительно ограничивает распространение принципов делегирования, однако не защищает от возникновения олигархической власти. Оно лишает правителя его должностного статуса, так как места функционеров теперь занимает масса, но масса как раз благодаря своим особым свойствам не столько находится под воздействием власти народных ораторов, сколько облегчает лидеру возможность манипулировать слушателями вопреки их воле. Ее устройство не предполагает исчерпывающего обсуждения или серьезных высказываний[31]. Массой управлять куда проще, чем небольшим кругом слушателей, так как одобрение с ее стороны куда более бурное, простое и беззаветное и она, поддавшись порывам, не допустит возражений со стороны меньшинства и уж тем более со стороны индивида. Большая масса людей, собравшаяся в одном месте, друг подле друга, весьма подвержена паническому страху, бессмысленному воодушевлению и т. д., куда больше, чем небольшая группа людей, способных на серьезный разговор[32]. Это эмпирический факт: огромные народные сборища, к которым относятся и некоторые партийные съезды, через возгласы одобрения или шумное голосование склонны принимать решения, которые были бы приняты с большой осторожностью, если бы эта толпа была разделена на небольшие группы по 50 человек. Толпа говорит и действует без малейших колебаний в отличие от составляющих ее людей, взятых по отдельности. Это неоспоримый факт, относящийся к патологии массы, который подробно описали французские и итальянские социологи[33]. В толпе растворяется индивидуальность, а вместе с ней личность и чувство ответственности[34].
Однако решающий аргумент против суверенитета масс заключается в его механической и технической неосуществимости.
Независимые массы не способны принимать даже самые необходимые решения самостоятельно. Несостоятельность прямой демократии, как и состоятельность непрямой, следует из численности. В споре с Прудоном (1849) Луи Блан задал вопрос: могут ли 34 миллиона человек (на тот момент это все население Франции) решить свои проблемы без того, без кого не может обойтись даже самый мелкий коммерсант, – без посредника? И сам же ответил: тот, кто ответит утвердительно, – сумасшедший, тот, кто ответит отрицательно, – вовсе не враг государства[35]. Тот же вопрос и тот же ответ актуальны для организации политических партий и сегодня. Особенно это касается крупных индустриальных центров, где рабочие партии подчас насчитывают сотни тысяч членов. Уже невозможно представить работу этого огромного организма без исполнительной системы. Социал-демократический Большой Берлин, включающий шесть избирательных округов Берлина, а также оба округа Нидербарним и Тельтов-Беесков-Шарлоттенбург, насчитывает около 90 тысяч зарегистрированных членов[36]. Очевидно, что на практие невозможно организовать столь огромную массу людей для прямого принятия постановлений. Регулярное проведение совещательных собраний численностью даже в 1 тысячу человек наткнулось бы на множество препятствий, среди которых проблемы с помещениями, дистанциями и т. д.; подобное собрание численностью в 10 тысяч человек и вовсе физически неосуществимо. Как можно собрать такую толпу людей в одном месте в определенное время, даже если допустить существование отличной системы коммуникации? К тому же от естествоиспытателей нам известно, что сил оратора даже с самыми выдающимися голосовыми данными не хватит на аудиторию, превышающую 10 тысяч человек