Таким образом, в рамках экспериментальной психологии морали и сопровождающих ее нейроисследований моральные вещи существуют в социальном и культурном вакууме, превращаясь в формальный регулятивный механизм индивидуального поведения. Абенд скептически оценивает прогностический потенциал экспериментов в жанре MJA. Проблема состоит в том, что дистанция между суждением (в том числе высказанным в ситуации морального выбора в лаборатории) и поступком опосредуется культурными и социальными переменными, которые продемонстрировали свою прогностическую эффективность в отношении других (неморальных) паттернов и которые не принимаются в расчет новой наукой о морали (пол, возраст, раса, образование, социализация, религия, профессиональные занятия). Не только результаты лабораторных экспериментов моральных психологов, но и статистические данные, накопленные в ходе масштабных ценностных опросов (в частности – World values survey, стартовавшего в 1981 г.) [World values survey, 2014], не могут служить надежным фундаментом для обобщений и гипотез по поводу вероятности морально окрашенных поведенческих актов, считает Абенд. Методологическую альтернативу эксперименту и опросу он видит в практике систематического этнографического наблюдения, в максимальной приближенности моделируемых ситуаций к реальной жизни и по возможности в проведении полевых экспериментов. Резюмируя свою позицию в отношении новой науки о морали, Абенд подчеркивает, что сведения, накопленные в рамках MJA, до сих пор не получили должного теоретического осмысления: остается неясным, с какими социальными феноменами соотносятся эти данные, коррелятами чего выступают нейронные корреляты и каким образом из этого материала можно получить удовлетворительное представление о морали. Вместе с тем Абенд, как и Хайдт, уверен в том, что не существует одной-единственной дороги, которая привела бы к единому пониманию морали и построению ее общей теоретической модели. Он выступает за разнообразие в методологии и диалог в теории, а также за объединение усилий психологов, историков, социологов, антропологов и нейроисследователей для движения в сторону «плюралистической науки о моральном».

В отличие от социологов и психологов, которых интересуют содержательные аспекты нейроисследований морали, Клина О’Коннор и Хелен Йоффе (Университетский колледж Лондона, Великобритания) обращаются к теме восприятия нового научного тренда непрофессиональной массовой аудиторией, безотносительно к вопросу о теоретической легитимности процессов биологизации морали и морализации биологии [O’Connor, Joffe, 2013]. На фоне растущей общественной популярности нейроисследований (включая специализированные и научно-популярные издания, а также СМИ) О’Коннор и Йоффе считают актуальным научный мониторинг восприятия новых идей широкой публикой и реконструкцию воздействия этих идей на самосознание, Я-концепцию, идентичность и поведение людей в повседневной жизни. При этом, в отличие от предпринятых ранее эмпирических попыток идентифицировать степень релевантность обыденной рецепции нейронауки ее подлинному содержанию [Herculano-Houzel, 2002], О’Коннор и Йоффе намерены выявить характер воздействия новых гипотез и научных образов на суждения здравого смысла, т.е. проследить характер трансформации «обыденной психологии» в контексте массового распространения результатов нейроисследований.

В среде адептов новейшего прочтения «идеи мозга» бытует мнение о ее радикальной преобразующей силе в отношении важнейших аспектов человеческой жизни. Так, З. Линч утверждает, что развитие нейронаучного знания приведет «к радикальной трансформации жизни, семьи, общества, культуры, правительства, экономики, искусства, досуга, религии – абсолютно всего того, что существенно для человечества» [Lynch, 2009]. Другие нейроаналитики убеждены, что их открытия повлекут за собой фундаментальные изменения в трактовке идентичности, ответственности и свободы воли, а также самих способов осмысления человеком своего Я и его отношений с другими [Illes, Racine, 2005; Farah, 2012]. О’Коннор и Йоффе не разделяют подобной эйфории. В соответствии с концепцией социальных представлений С. Московиси они подчеркивают опосредованный характер социально-психологической интериоризации научных идей. Самым существенным моментом такого опосредования является стремление обыденного сознания «приспособить» новое знание к уже имеющемуся – путем анкеровки новых научных идей и образов и их объективации с помощью существующих культурных символов и метафор.