В докладе, прочитанном им на ежегодной сессии Американской ассоциации морального образования (2012), Хайдт реконструирует историю становления моральной психологии как дисциплины, которая сегодня претерпевает «радикальную трансформацию теоретических идей в направлении расширения диапазона и функций интуиции в сфере морального, во-первых, и придания этой сфере большего социального содержания, во-вторых» [Haidt, 2013, p. 234].

В середине 1980-х годов, когда моральная психология находилась в стадии своего становления, история этой области знания представляла собой «битву титанов»: Пиаже – против Дюркгейма, Скиннер – против Фрейда, Колберг – против Скиннера и Фрейда. Главным предметом споров был вопрос происхождения морали: являются ли моральные принципы и действия результатом индивидуальной рефлексии – или же они привносятся извне; а если справедливо последнее, то кем именно они привносятся: обществом в целом либо ближайшим окружением личности; и существует ли гендерная или расовая дифференциация моральных феноменов? При всем разнообразии ответов на эти вопросы отцы-основатели моральной психологии были единодушны в том, что моральные качества не являются врожденными. Против этой точки зрения решительно выступил Э.О. Уилсон [Wilson, 1975]. Разъясняя суть своего требования изъять мораль из ведения философии и этики, Уилсон подчеркивал, что новая дисциплина, названная им социобиологией, призвана заняться поиском оснований морали в эволюционной истории человека как биологического вида. Эти основания укоренены в некоторой совокупности «аффективно нагруженных реакций, генерируемых специфическими эмоциональными центрами головного мозга» [Haidt, 2013, p. 282]. Сами же мозговые центры подлежат рассмотрению в качестве адаптивных механизмов, возникших в ходе естественного отбора в среде высших социальных животных, к каковым принадлежат приматы и вид Homo sapiens.

Идея Уилсона, продолжает Хайдт, опередила развитие социальной психологии по меньшей мере на 20 лет. В конце 1980-х годов эволюционная направленность была совершенно чужда моральной психологии, а социобиологию воспринимали как «радиоактивную чуму», чреватую редукционизмом в методологии и оправданием гендерного и расового неравенства в теории. В то время моральная психология мыслилась только как отрасль психологии развития (и, в очень узких рамках, – социальной психологии). Внимание исследователей было сосредоточено на формировании оценочных моральных суждений. В значительной мере этот исследовательский фокус был предопределен когнитивной революцией, одержавшей победу над психоанализом и бихевиоризмом. Когнитивный поворот положил начало подходу, который Хайдт позднее назвал рационализмом, поскольку рациональное мышление стало считаться самым надежным способом приобретения морального знания [Haidt, 2012]. Однако к концу 1990-х годов рациональная установка в психологии постепенно теряет свои лидирующие позиции вследствие целого ряда исследовательских трендов, которые, как считает Хайдт, оказались созвучны эволюционным идеям социобиологии. Это аффективная революция, реанимация принципа автоматизма в качестве атрибута ментальных реакций, нейроисследования самого разного профиля, приматология и эволюционная психология.

Аффективная революция, начало которой ознаменовала статья Р. Зайонца, внесла коррективы в панкогнитивистскую психологическую парадигму [Zaionc, 1980]. Свою задачу Зайонц видел в возрождении интереса к гипотезе Вундта о приоритете аффективных реакций (чувствования, или «горячих» когнитивных процессов) над мышлением (рассуждением, или «холодными» когнитивными процессами). При этом приоритет аффективного по отношению к рациональному понимался как охватывающий сразу несколько сфер: биологическую эволюцию человека как вида; его развитие в онтогенезе; когнитивный процесс, имеющий место здесь и сейчас; независимость аффекта от языка, без которого не может обойтись сознание. Вслед за Зайонцем Дж. Каган акцентировал тот факт, что за внешним разнообразием поведенческих паттернов и осознанно артикулируемых идеалов скрыт набор эмоциональных состояний, которые служат фундаментом для ограниченного числа универсальных моральных категорий, не зависящих от места и времени [The emergence of morality in young children, 1987]. В итоге Зайонц и Каган (независимо от их желания) поддержали Уилсона в его стремлении акцентировать роль моментальных аффективно нагруженных психологических процессов в поведении индивида и его ответных реакциях на вызовы среды, подчеркивает Хайдт.