Возвращаясь к центральному вопросу исследования – об адаптивном потенциале разных форм социальной сплоченности, – кратко воспроизведем логику наших рассуждений и сформулируем вывод. Сплоченность в традиционных обществах охотников и оленеводов реализовывалась преимущественно в формах эгалитарных, обеспечивая таким образом на уровне группы справедливость в распределении ограниченных ресурсов, на уровне индивида – достаточную степень социальной поддержки. Модернизационные изменения привнесли в социальную структуру обществ коренных северян вертикальный принцип организации, что, с одной стороны, стало значимым стрессогенным фактором (безусловно, не единственным, но непосредственно связанным с трансформациями типа производства, структуры семьи и поселений и пр.), с другой – лишило семьи и общины (сообщества микро- и мезоуровня) возможности реализовывать функции социальной поддержки и защиты индивида. Реакцией стал поиск новых механизмов совладания (копинг-механизмов). Теоретически ресурсом для этих поисков могут стать три фактора: индивидуальные личностные качества, оказавшиеся наиболее адаптивными во «время перемен» и в изменившихся условиях (внутренний локус контроля, готовность к риску и пр. [Фаис, 2003]), микросоциальные (внутрисемейные и внутриобщинные) и макросоциальные связи. Как было продемонстрировано в ряде наших публикаций, индивидуальные адаптивные стратегии могут быть достаточно успешны, но реализуются нечасто [Козлова, 2010]; внутрисемейные и внутриобщинные отношения – как мы старались показать в настоящей статье – приняли на себя «основной удар» модернизационного перехода, оказавшийся во многих аспектах фатальным. Остаются макросоциальные связи, которые в общинах коренных северян актуализируются через укрепление этнической идентичности и возвращение к «корням». Этнокультурный неотрадиционализм, однако, принципиально отличается от традиционных форм социальной организации именно своей вертикальностью, углубляя процесс расслоения как внутри общин коренных северян, так и в обществе в целом. Итогом становится рост ингруппового фаворитизма и аутгрупповой дискриминации [Татарко, Козлова, Лебедева, 2007].

Вероятно, наиболее наглядно совокупный эффект вертикальности и неотрадиционализма прослеживается в процессах формирования национальных элит в обществах коренных северян. Наиболее яркие представители постсоветской национальной элиты – поколение северян, «прошедших все ступени советского образования и получивших дипломы учителей или, в самых многообещающих случаях, должность национальных писателей. Они… стали полноправными (и до поры до времени ревностными) членами советской “творческой интеллигенции”» [Слёзкин, 2008]. Представители именно этой социальной страты в постсоветский период сплотились в группировки, ведущие борьбу за властные позиции в экономике, политике, образовании, науке и культуре как в северных регионах, так и в местах компактного проживания северных диаспор – крупных городах. Их роль очень неоднозначна. С одной стороны, именно они в конце 1980-х – начале 1990-х годов стали наиболее «громкими» информаторами общественности, привлекая внимание к тяжелому положению северян. С другой – именно эти «профессиональные аборигены», проживающие в областных центрах, Москве и Петербурге, – администраторы, педагоги, медработники и литераторы из числа северян, в семьях которых родные языки и культура практически утрачены, – активнее других требуют принятия протекционистских мер по этническому признаку. В результате именно северная интеллигенция превращается в один из основных источников межэтнической напряженности как в регионах, так и в диаспорах [Бурыкин, 2008]. Таким образом, неотрадиционные формы сплочения в конечном итоге усиливают разобщенность и становятся основой для межгрупповых конфликтов, что вряд ли можно считать успешной реализацией адаптивного потенциала.