В последние годы возрастает интерес к культуре и быту пореформенной деревни.41На этнографическом материале, в том числе и центральных губерний, М.М. Громыко исследует традиции, обычаи, нормы поведения, духовные ценности и социальные представления русских крестьян XVIII – начала ХХ вв., показывает отношение крестьян к школе, грамоте, чтению книг, подробно анализирует традиционную праздничную культуру крестьян и формы проведения досуга молодежью.42Изменению читательских запросов крестьян посвящены работы А.И. Рейтблата и книга под редакцией И.И. Фроловой.43

В историографии 2000-х гг. следует отметить, прежде всего, капитальную монографию О.А. Суховой «Десять мифов крестьянского сознания», в которой на основе архивных материалов четырёх губерний Среднего Поволжья (Пензенской, Самарской, Саратовской и Ульяновской) предпринимается попытка анализа ключевых представлений «картины мира» российского крестьянства на рубеже XIX – ХХ вв. Автор исследует основные архетипы и мифологемы крестьянской психологии и менталитета, их эволюцию под влиянием модернизационных процессов. О.А. Сухова приходит к выводу, что крестьянское мифотворчество охватывало все наиболее значимые сферы повседневной действительности. Но при этом народное мифотворчество не исчерпывалось тривиальным искажением действительности, оно выполняло и «огромную созидательную функцию, выступая как инструмент адаптации родового сознания к изменяющейся действительности, так и способ преобразования последней».44

Можно также отметить историографические работы Л.Н. Бродовской и А.В. Гаврилова, а также статьи В.Я. Филимонова и В.И. Фёдоровой, в которых на примере Калужской и Енисейской губерний разбирается проблема социальной адаптации крестьянства к модернизационным процессам на рубеже XIX – ХХ вв.45

К проблемам истории крестьянства на рубеже XIX – ХХ вв. возрос интерес и в зарубежной исторической науке. Общие тенденции в развитии российского крестьянства стали объектом изучения английского историка Т. Шанина.46

В американской историографии также появились работы, в которых историки обращаются к недостаточно разработанной теме – социокультурной истории крестьянства пореформенной деревни. В своих исследованиях Дж. Брукс и Б. Эклоф представляют крестьян не как «пассивную и темную силу», а людей, стремящихся к знаниям, при этом отмечают прагматизм крестьян по отношению к образованию. Дж. Брукс выявляет расширение круга чтения крестьян от популярной до серьезной литературы, увеличения чтения газет и журналов.47Д. Фильд отвергает стереотипный образ консервативного русского крестьянина, а исследователи Г. Фриз, Б. Михен-Уотерс и К. Чулос утверждают, что религиозность крестьян не противоречила их эпизодическим актам протеста против духовенства. По их мнению, это не свидетельствовало об антиклерикальных настроениях среди крестьян.48О медленном процессе секуляризации массового сознания крестьян, десакрализации природы и власти пишет Х. Кокс49.

Дж. Бердз исследует процесс влияния крестьян-отходников на складывание в деревне культуры массового потребления.50Об участии крестьян в революции 1905–1907 гг., их борьбе за «землю и волю» и возросшем самосознании пишут Д. Байрау и Т. Шанин.51В июне 1994 г. в Москве в работе научной конференции, посвященной российскому крестьянству, участвовали американские историки С. Хок, Д. Фильд, Б. Энгел, Д. Ренсел.52

Несмотря на то, что отдельные сюжеты изучаемой темы частично рассматривались в общих и специальных исследованиях, в целом комплекс проблем социокультуры крестьянства центральных губерний на рубеже XIX – ХХ вв. еще не получил достаточного освещения. Это даёт основание утверждать, что социокультурные проблемы крестьянства в региональном отношении и в данных хронологических рамках рассматриваемого нами периода требуют дальнейшего изучения.