. Такое отношение, имеющее место и в настоящее время, вполне объяснимо и связано с моральным осуждением совершившего преступления, стремлением оградить себя от возможных рецидивных преступлений и других неблагоприятных факторов. «Но, если такое отношение продолжается бесконечно долго, вопреки доказанному исправлению осужденного, оно перерастает в несправедливость, может озлобить освобожденного и содействовать рецидиву с его стороны»^>28. Осужденный может возвратиться к нормальной жизни в обществе только посредством социальной адаптации. Непринятие соответствующих мер по социальной адаптации неизбежно приводит к тому, что освободившийся становится изгоем и стремится вернуться в ставшую привычной криминальную среду. Эта обратная сторона лишения свободы российским законодательством полностью игнорируется.

Б. Н. Алмазов, исследуя маргинализацию человека, обращает внимание на то, что «в этой среде (в среде уголовной субкультуры. – Д. С.) отличительным признаком выступает не враждебность к обществу, а равнодушие к тому, чем оно живет^>29». Он также отмечает, что ««блатные» не прилагают каких-то специальных усилий для привлечения в свои ряды новичков, а тем более для их воспитания», люди с комплексом изгоя «сами липнут к носителям «правильного закона», а если таковых нет, то по наитию создают подобную социальную конструкцию, а затем уже совершенствуются в условиях «зоны», попасть в которую не особо-то и боятся, а по возвращении оттуда (обретении свободы) еще долго адаптируются к «оковам просвещенья»»^>30. Таким образом, задача социального контроля заключается не только в необходимости обезопасить общество от повторных преступлений, но и оказать помощь как в бытовом и трудовом устройстве, так и в преодолении барьера, неизбежно возникающего вследствие отбывания зачастую длительных сроков лишения свободы.

Ежегодно в России освобождается из мест лишения свободы около 250000 человек, из них около 100000 – условно-досрочно^>31. Может ли общество навешивать ярлык изгоя на все возрастающее количество людей, совершавших преступления и отбывавших наказание? Как уже было показано, такое отделение нарушивших уголовные запреты членов общества будет приводить к количественному их нарастанию и качественным изменения внутри группы изгоев. Для небольшой группы людей изгнание нарушающего социальный запрет – вполне обычная форма реакции на такое поведение. Непринятие бывших осужденных обществом или группами людей изжить сложно или даже практически невозможно. П. А. Сорокин писал, что «в ответ на акты запрещенные мы реагируем в форме переживаний и актов вражды, недружелюбия и ненависти по адресу его субъекта; в нас самопроизвольно возникает желание отпарировать его незаконное нарушение и отомстить ему за его попытку»^>32. Такое неприятие для бывшего осужденного конкретизируется в следующих формах: 1) значительные затруднения в восстановлении социальных связей; 2) сложности при трудоустройстве; 3) атмосфера недоверия, настороженности, а иногда и враждебности; 4) ощущение своего более низкого социального статуса, неравенства с другими членами общества. Датский исследователь Торстен Колинд пришел к выводу, что возвращение бывшего осужденного, стремящегося к нормальной, законопослушной жизни, подчиняется социальным правилам «обусловленного принятия»: бывшие осужденные должны показать свою готовность к такой жизни^>33. При этом «социальный механизм контроля, встроенный в «обусловленное принятие», также содержит скрытую угрозу отторжения изгнания из «нормального общества»»^>34. Осужденный, вынужденный каждым действием доказывать свое исправление, находится в затруднительном положении. Другой стороной «обусловленного принятия» является то, что к бывшему осужденному предъявляются заведомо завышенные требования в части правопослушного поведения, отношения к исполнению социальных обязанностей и т. д. Малейший промах, ошибка человека будут восприняты обусловленно принявшими данного человека как отражение криминального прошлого.