В мировом рейтинге коррупции Россия занимает 154 позицию из 178 возможных, соседствуя с такими государствами, как Кения, Конго, Новая Гвинея и Папуа, причем еще в 2000 г. наша страна находилась на 82 месте, за истекшее десятилетие вдвое ухудшив свои позиции. Объем коррупционных сделок увеличился в России с 40 млрд долл. в 2001 г. до 300 млрд долл. в 2006 г. (Глинкина, 2010). Средний размер взятки с конца 1990-х к концу 2000-х годов возрос в 13 раз, достигнув 130 тыс. долл., средний масштаб «откатов» в начале 2000-х годов составлял 5–10 % от стоимости заказа, в середине 2000-х годов – 30 %, в конце же 2000-х – до 70 % (Александров, 2011). А в 2011 г., по данным МВД, в нашей стране было совершено 28000000 (!) коррупционных актов. По данным Следственного комитета, в нашей стране совершается 14 млн. коррупционных преступлений в год, оборот взяток и откатов составляет 480 млрд долл. Почти 90 % российских бизнесменов не верят, что свое дело в нашей стране можно вести без коррупционных связей. К Антикоррупционной хартии, принятой в 2012 г., присоединились только 400 представителей бизнеса и госкорпораций (Генина, 2014). Опросы ВЦИОМ показывают, что, по мнению 80 % россиян, уровень коррупции в нашей стране, несмотря на все принимаемые меры, остается высоким (Оберемко, 2014).

При этом, если верить СМИиК, в современной России не только возрастают масштабы коррупционной деятельности, но и расширяется ее «объект». Отечественная рыночная экономика – самая «рыночная» в мире в том печальном смысле, что у нас продается многое: не только традиционные услуги коррупционеров, но также должности, звания, награды, дипломы, ученые степени, места в представительных органах и т. д. «Цели участников коррупционных сделок не ограничиваются материальными траншами, включая в круг притязаний переизбрание на выборах, сохранение должности в административной иерархии, новые деловые возможности», – отмечает С. П. Глинкина (Глинкина, 2010, с. 236). Приводятся расценки на депутатские места в Государственной Думе (Цепляев, Пивоварова, 2011, с. 4), говорится о том, что коррупционные доходы депутатов в 15–20 раз превышают их официальные заработки (Диагностика российской коррупции…, 2001). Статьи в российских газетах пестрят такими заголовками, как «Генеральская должность в Москве стоит миллион долларов», «Коррупционеры украли танковый полк» (Глинкина, 2010) и т. п., причем на подобные темы публикуется и немало «заказных» статей, которые тоже являются продуктом коррупции, в данном случае в среде журналистов.

Все чаще звучат утверждения: «страна абсолютно и полностью погрязла в коррупции» (Болдырев, 2010, с. 460), «практически любые контакты власти и бизнеса в современной России строятся на коррупционной основе» (Глинкина, 2010, с. 444), «если сравнивать различные социальные недуги, которые сейчас переносит российское общество, то коррупция, бесспорно, является самым массовым» (Диагностика российской коррупции…, 2001), «Коррупция для России страшнее НАТО» (Гудков, 2010) и др. А опросы показывают, что первейшим условием модернизации страны наши сограждане считают жесткую и эффективную борьбу с коррупцией (Мареева, 2012).

В психологии российского народа (как русского – основного этноса России, – так и других традиционных национальностей страны) есть внутренние факторы, связанные с культурно-психологическими традициями отношения к преступлениям и коррупции. О них говорится подробнее в различных разделах данной монографии и в ряде социально-психологических исследований коррупции у других авторов (см., например: Журавлев, Юревич, 2012). Однако попытаемся рассмотреть их здесь более системно.