– Обязательно. За того, кому она подходит лучше, чем тебе. Она не для тебя. Нельзя тратить свою жизнь на того, кто тебе не подходит.

Пол вглядывается в ее лицо.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает он. – И с чего такая уверенность?

– Знаю, и все, – отвечает Селия, – поверь мне.

– И ты… – он запинается, – ты уверена? Ты же не шутишь.

– Я уверена, – говорит Селия, – и не шучу.

После события развиваются легко и просто. Пол покупает кольцо. Едва они выходят из магазина, как Селия надевает его себе на палец.

– Словно тут и было, – говорит она.

Что же касается Анны, то Селия не представляет себе, как ей обо всем расскажет. Воображение, как она его ни подгоняет, упирается и отказывается двигаться дальше. Лучше бы Пол принес Анне эту весть, и тогда для Селии эта страница навсегда останется закрытой. Но Селия догадывается, что ему не справиться. Предложи она ему – и Пол, несомненно, согласится: мол, да, все верно, сообщить должен он. Пол с благородным героизмом вызовется принять огонь на себя, однако никакой беседы не состоится, подходящий момент так и не наступит, их разговор в ювелирном магазине постепенно утонет в прошлом, и в его реальности засомневается даже Селия.

Значит, говорить предстоит ей.

Анна плачет не сразу – ей нужно время, чтобы все осознать.

– Как это? – все спрашивает она. – Что ты такое говоришь?

Ерзая на стуле перед съежившейся на кровати подругой, Селия чувствует, как в ней набирает силу раздражение подружкиной бестолковостью.

– Мы с Полом женимся, – повторяет она и, не дождавшись ответа от Анны, неловко добавляет: – Прости. Мы оба просим прощения. Но так бывает.

Селия машинально отмечает, что Анна побледнела.

– И долго? – наконец спрашивает Анна.

– Что долго?

– Долго у вас это все продолжается?

– Уже некоторое время. – Селия решает, что такой ответ ничуть не хуже других.

Наконец Анна начинает плакать.

– Как больно. Господи, как больно, – говорит она.

– Ну да.

Пока Селия смотрит, как Анна плачет, к ней приходит странное осознание: а ведь Анна совершенно не испытывает неловкости. Она плачет не для того, чтобы произвести впечатление, не ради трагической маски или чтобы Селия еще сильнее ощутила свою вину. И Анне и в голову не приходит держаться в рамках приличий. В отличие от Селии, каждое действие которой рассчитано на молчаливую придирчивую публику, у Анны воображаемых зрителей нет.

Для Селии это важное открытие, и тем не менее оно вскоре уходит в небытие, подобно озарению, которое бывает после пары рюмок, – на следующее утро оно теряет силу, если вообще не забывается. Озарения вообще для Селии нетипичны. Неловкость не помогает ей осознать себя, и через год эта сцена останется в ее памяти лишь в общих чертах, лишившись нюансов (то есть тонкостей, особенностей). Ей запомнится собственная неловкость и реакция Анны – эмоциональная, но без истерики. Ей запомнится, как в конце Анна мягко проговорила:

– Сейчас я бы попросила тебя уйти.

Позже Селия Анну не увидит или разве что мельком. Время от времени она будет замечать ее в коридорах общежития, а однажды – в парке Тависток, с какой-то незнакомой девушкой, на скамейке.

Теперь Селия проводит вечера в одиночестве. Впрочем, иногда к ней присоединяется Пол. Она всегда думала, что с любимыми обсуждаешь нечто важное, однако они с Полом болтают о всяких пустяках. В их разговорах бывают и неловкое молчание, и оборванные фразы, и Селии часто кажется, что они вечно топчутся в начале разговора и никак не добредут до середины. Однако мужчины вообще совершенно не похожи на женщин, к тому же им приходится избегать упоминаний об Анне, и это тоже мешает разговаривать.