– Она с ума сходит, – говорит Селия, – это все ненормально.

– А ты ее не накручивай, – отвечает отец.

– Да я и не накручиваю! – только и остается ответить Селии. Что, интересно, по их мнению, она, Селия, вытворяет у них за спиной?

Всего за несколько месяцев до экзаменов Кэти перестает ходить в школу. На уговоры она не поддается, даже когда ей обещают подержанную машину за то, чтобы она пошла и отсидела на экзаменах, – отсидела, а не сдала, родители умерили запросы.

Речь Кэти делается бессвязной и часто непонятной. Порой она принимается тараторить и перескакивать с одной темы на другую. Затем, посреди словесного потока, она будто теряет нить и внезапно умолкает. Иногда начало и конец фразы кажутся несвязанными друг с другом.

– Мне надо на море, – говорит она однажды вечером, – песок винтовой и грунтовой.

Что это означает, никто не понимает, но родители вывозят дочерей на день в Скегнесс. На пляж Кэти выходить отказывается – что-то там опять про песок, – но мороженое берет. Ест она неаккуратно и с явным удовольствием. Глядя на сестру, Селия с удивлением ощущает, что от тоски у нее перехватывает горло. Кэти с перепачканным лицом, жадно поедающая лакомство, напоминает ей ребенка. Селия вспоминает, какой Кэти была в детстве, – совсем другой. Сестра утратила и свою привлекательность. Волосы у нее жирные, немытые, под глазами темные круги, а на лбу и подбородке прыщи.

Кэти вдруг отрывается от мороженого и перехватывает взгляд Селии.

– Я знаю, что ты делаешь. Мы знаем. Они знают. Нет-нет. Без толку. Свободных комнат нету.

По возвращении домой, когда Кэти запирается у себя в комнате, Селия говорит матери:

– По-моему, Кэти надо врачу показать.

Она ждет, что ее опять обвинят в зависти, но мать лишь сокрушенно кивает и произносит:

– Да. Знаю.

Семейный врач прописывает Кэти транквилизаторы и направляет к психиатру. Что именно сказал психиатр, Селия не знает, – все, чего она добилась от матери, это что врач прописал Кэти еще таблетки. Селия проверяет шкафчик в ванной, но таблеток не находит.

Похоже, этих таблеток Кэти не принимает. Да и с чего бы? К этому моменту она воображает, что не одна Селия хочет ее отравить. Кэти почти целыми днями сидит у себя в комнате, зато ночью выходит – бродит по дому и что-то бормочет себе под нос. По ночам Селия боится выходить в туалет и, когда приспичит по малой нужде, справляет ее в баночку, содержимое которой каждое утро выливает в унитаз. Родители выглядят уставшими и рассеянными. Однажды утром, собравшись опорожнить баночку, Селия сталкивается возле туалета с матерью.

– Это что? – Мать кивает на баночку.

– Моя моча, – отвечает Селия.

– Ясно, – безучастно бросает мать и проходит мимо.

Врач рекомендует Кэти покой, но Кэти с ним явно не согласна. Вообще большой вопрос, спит ли она. Судя по виду, нет. Днем они слышат, как она тихо разговаривает у себя в комнате, – вот только с кем?

– Кажется, она наизусть какую-то пьесу декламирует, – с надеждой предполагает отец, – она в школе вроде Шекспира играла? Там еще сумасшедший король и какие-то очень сложные погодные условия.

– Это не Шекспир, – возражает Селия, – она Шекспира не понимает.

– Хватит язвить, Селия, – осаживает ее мать.

Однажды в субботу в дверь звонят. Это соседка, миссис Кларк, пришла вернуть форму для запекания. Селия в этот момент как раз идет из гостиной в кухню и поэтому становится свидетельницей того, как Кэти стремительно слетает с лестницы и бросается к двери. Она с силой отпихивает миссис Кларк и выскакивает на улицу. Селия, ее мать и миссис Кларк оторопело провожают взглядом ее щуплую фигурку, скрывшуюся за углом. Кэти убежала босиком, в одной ночной рубашке.