– Ты просто честь мундира защищаешь, – угрюмо перебил его Обнорский. – Как же… В ОРБ предателей быть не может… Тем более в руководстве.

– Ну знаешь! – Теперь уже от негодования чуть не задохнулся Никита Никитич. – Я защищаю не честь мундира! Я защищаю тебя самого от скоропалительных выводов и подгонки фактов под то, что хочется увидеть… Согласно интуиции… Вспомни-ка, когда тебя самого на допрос к Поспеловой дернули – как ты прореагировал? А ведь тогда у оперативников были достаточные основания полагать, что ты как-то причастен к смерти Лебедевой… Что – не так? Ты же сам всегда возмущался «двойным стандартом»!

Обнорский вздохнул и затоптал брошенный на асфальт окурок. С Никитой спорить было трудно: действительно, железных фактов в отношении Ващанова было, мягко говоря, маловато… И что толку с того, что интуиция Андрея подводила редко? Для Кудасова это не аргумент…

– Кстати, – добавил Никита Никитич. – Лида Поспелова спрашивала тут про тебя недавно, когда у нас в отделе была… Я понимаю, что у тебя могло создаться о ней не самое приятное впечатление, но она на самом деле – настоящий профессионал и очень порядочный человек. Поговаривают, что ее собираются на повышение выдвигать… Ты бы побеседовал с ней, нашел бы общий язык, она бы могла много интересного тебе рассказать – в плане следственной практики… Я бы мог тебе в этом даже кое-какую протекцию составить.

Серегин как-то странно усмехнулся и искоса посмотрел на Кудасова – не таят ли его слова о Поспеловой подвоха. Но Никита Никитич говорил абсолютно серьезно и искренне: откуда ему было знать, что отношения Андрея и Лиды продвинулись в свое время гораздо дальше обычных процессуальных…

Обнорский об этом никому не рассказывал, а Лида Поспелова, видимо, тоже не особо стремилась рекламировать всю глубину своего знакомства с журналистом Серегиным… Тем более что отношения их закончились не на самой радостной ноте.

Обнорский кашлянул и, пряча глаза, глухо спросил:

– Какую протекцию ты можешь составить?

Кудасов улыбнулся:

– Вадика Резакова из моего отдела знаешь?

– Ну…

– Так вот, у него вроде с Лидой кое-что наметилось в личном плане… Они скрывать пытаются, но я-то вижу…

– Вот как? – Обнорский достал новую сигарету. – Ну что же – совет им да любовь, как говорится… Не стоит, пожалуй, в такой ситуации время у девушки отнимать. Если она настоящий профессионал, то у нее и так каждый свободный часок на счету. Давай лучше к нашим баранам вернемся… Или ты специально меня Поспеловой спихнуть хочешь, чтобы от Антибиотика подальше отвести? Уговор-то наш еще в силе?

– В силе, в силе, – вяло откликнулся Кудасов. – Побереги нервы, Андрей, у тебя настоящая мания подозрительности начинается…

В тот день, когда они побывали в 354-м отделении связи, между журналистом и шефом 15-го отдела словно черная кошка шмыгнула – точнее, даже не кошка, а котенок. Маленький такой, абсолютно неприметный. И тем не менее некий осадок остался, какое-то не очень приятное послевкусие… Кстати говоря, в глубине души Кудасов-то ведь и сам недолюбливал Геннадия Петровича Ващанова, но считал себя не в праве руководствоваться в серьезных делах личными симпатиями и антипатиями. Несколько угнетало Никиту Никитича и то, что ему и в самом деле приходилось быть не совсем искренним с Обнорским. Но не втягивать же парня, на самом деле, в реальную разработку Антибиотика?..

…Кудасов с сожалением доел свою половинку бублика, стряхнул крошки с кожаной куртки, вздохнул и подумал о том, что разводить Андрея будет тяжело… Во-первых, душа к этому не лежит, а во-вторых, интуиция у парня и впрямь необычная… Какое-то время шефу 15-го отдела удавалось уклоняться от встреч с журналистом, ссылаясь на грянувшие в начале октября девяносто третьего кровавые события в Москве, – дескать, обстановка осложнилась, всех «на казарму» перевели… Но события-то в конце концов закончились, а в Питере и вовсе ничего особенного не было… Никита Никитич снова вздохнул и попытался внутренне подготовиться к неприятной беседе с подполковником Щегловым…