– Почему же паровоз свистит? – говорит мама. – Может быть, опасно?
– А он хочет, чтобы скорей пустили, вот и кричит. Свистком кричит.
Потом поезд двинулся. Тихонько-тихонько. И все стали влезать в вагоны. А один дяденька не успел. Бежит, кричит. А поезд всё шибче.
Мама говорит:
– Вот теперь бы остановить поезд. Ручкой, ручкой!
И показывает дяденьке на ручку. Пусть он дёрнет, как тогда, чтобы поезд остановился. А дяденька-инженер говорит:
– Нет, пусть теперь другой кто-нибудь. Я больше уже не хочу.
Вышел в коридор, а там уже кричат:
– Кондуктор, кондуктор! Человек остался!
Вдруг тоненьким свистком кто-то засвистел, как милиционер:
– Трю-у! Трю-трю!
Паровоз свистнул, и поезд остановился. Потом все глядели, как тот дяденька догоняет, и кричали:
– Скорей! Скорей!
А потом я видел: этот дяденька, красный весь, к нам пришёл. Очень бежал.
И говорит:
– Это главный кондуктор дал свисток, чтобы остановили, а то бы я остался.
Мама мне говорит:
– Ага! Вот видишь! Вот видишь!
А я вовсе никогда не выходил.
Потом я семафор видел. Рядом с нашей дорогой он стоял. Очень высокий, а наверху дощечка, как флаг, только она уже вверх смотрела. Это значит – можно проезжать, и мы приехали на станцию.
Я в окошко видел, как наш паровоз, с тендером вместе, по другим рельсам прибежал и стал против нас. А тут был толстый столб, а из него вбок труба, тоже очень толстая. И вдруг какой-то человек влез на тендер, потом поймал эту трубу, а она поворачивается, и он повернул её к себе, на тендер. И из трубы вода пошла. Это он воду в тендер наливает, чтобы потом её в котёл напускать. Для пара. Паровоз паром возит, потому он и называется паровоз.
А тётенька взяла собачку и говорит:
– Инзол, пойдём! Гулять, гулять, Инзол!
Прицепила цепочку, поправила бантик на собачке и пошла.
– Вы смотрите, не останьтесь, – говорит мама, – а то уедем без вас.
А тётенька говорит:
– Вон паровоз ещё воды набирает. Без паровоза не уедете.
А мама достала колбасы и булки, а потом дала мне конфет и позволила, чтобы я одну конфетку собачке дал.
Я всё боялся, что собачка с тётенькой останутся, и всё боялся, что паровоз свистнет. Потому что он ушёл уже от воды. Но потом ударили в колокол: бум!
И тут тётенька с собачкой пришла, и мы поехали.
И мы проезжали мимо красных вагонов. Они без окон. Только два маленьких окошечка под крышей. А посредине вагона – большие двери, как ворота. Эти вагоны не для людей, а для ящиков и для всяких мешков. И это товарные вагоны. Так инженер сказал. А потом совсем смешные были. Колёса как у вагона, а наверху лежит боком большущий бидон, как длинная бочка. Туда керосин наливают и возят.
Я сказал, что это бочки, а дядя-инженер сказал, что это цистерны. Я спросил: почему? А дядя говорит: потому что так называются, вот и всё.
А я всё шёпотом говорил:
– Нет – бочки, нет – бочки!..
И вдруг тётя, которая с собачкой, закричала:
– Ой, надо собираться! Сейчас Москва.
Мама стала наши подушки завязывать. Инженер стал чемодан доставать. Начали толкаться. Меня совсем в коридор вытолкнули. А в коридоре уже все стоят в пальто, в шапках, и чемоданчики в руках. Наш паровоз засвистел. И вдруг стало темно, как вечером. И поезд остановился.
Мама закричала:
– Алёшка! Какой несносный! Где ты? Опять потеряешься! – и схватила меня за руку.
Из коридора все пошли. А потом прибежали носильщики. Такие, как у нас там, на вокзале, в белых фартуках. И мы вышли на платформу.
Дядя-инженер говорит:
– Вот и Москва!
А я сказал:
– Это не Москва, а вокзал.
А дядя говорит: