В экономической области, где использовались и применялись открытия, сделанные в области точных наук, постепенно складывалась новая структура в производстве предметов потребления. Возникла новая форма собственности, капитал, и новая форма труда, наемный труд, с характерной для него чертой: во всей своей тяжести производство подчинялось единственной цели – росту прибыли и увеличению добычи, при этом не принимались во внимание пол, возраст или семейное положение трудящихся.

Труд становился, таким образом, товаром, который легко мог покупаться и продаваться на рынке и цена которого определялась законом спроса и предложения, без учета того минимума, который был жизненно необходимым для существования человеческой личности и ее семьи. Более того, трудящийся даже не был уверен в том, что ему удастся продать «собственный товар»; ему постоянно грозила безработица, которая, при отсутствии социального обеспечения, ставила его перед лицом голодной смерти.

Следствием этого преобразования было «расслоение общества на два класса, разделенных глубокой пропастью»^>6. На сложившуюся ситуацию накладывались особенно заметные изменения в политике. Тем самым господствовавшая тогда политическая теория была нацелена – посредством соответствующих законов или, напротив, при явном отказе от какого бы то ни было вмешательства – на полную экономическую свободу. В то же время начинала возникать – как в организованном порядке, так и нередко насильственным путем – другая концепция собственности и экономической жизни, в основе которой лежала новая система политического и социального устройства.

В самый кульминационный момент этого противостояния, когда во многих странах уже во всей своей неприглядности проявилась явная несправедливость социальной действительности и опасность революции, чему способствовали концепции, которые тогда именовались «социалистическими», Лев XIII выступил с документом, в котором был органично поставлен «рабочий вопрос». Этой энциклике предшествовали другие, содержащие прежде всего учение политического характера, некоторые из них был опубликованы позднее^>7. В этом контексте следует вспомнить, в частности, энциклику Libertas praestantissimum, в которой было обращено внимание на основополагающую связь человеческой свободы с истиной, это тем более важно, что, откажись свобода от взаимодействия с истиной, она превратилась бы в произвол и в итоге подчинилась бы самым низменным страстям и подлежала бы саморазрушению. Действительно, откуда берут начало все явления зла, которым энциклика Rerum novarum стремится противопоставить себя, как не из той свободы, что в экономической и социальной деятельности человека отрывается от истины о человеке?

Папа вдохновлялся, помимо того, учением своих Предшественников, не говоря уже о многих епископских документах, научных исследованиях, проводившихся мирянами, акциях католических движений и ассоциаций и тех конкретных достижениях в социальной области, какие отличают жизнь Церкви во второй половине XIX столетия.

5. «Новые вещи», которые имел в виду Папа, отнюдь не были положительными. Первый параграф энциклики описывает эти «новые вещи», которым она обязана своим названием, в достаточно черных красках: «Однажды разбуженная жажда «новых вещей», которая издревле сотрясала целые государства, должна была, в конце концов, свое желание изменений переместить из области политики в смежную с ней область социальной экономики. А новые успехи в промышленности и новые способы производства, изменение отношений между хозяевами и наемными рабочими; накопление богатств в руках немногих наряду с бедственным положением народных масс; растущая вера самих рабочих в собственные силы и, как следствие этого, теснейшее их единение, наконец, падение нравов, – все это привело к возникновению борьбы (социальной)»