Слово «активация» призвано предельно точно соединять момент пассивности с моментом полноценной деятельности, активности, во всяком случае – актуализации. Это понятие употребляется в естественных науках, но оно никогда не применялось в науке о человеке, хотя призвано предельно точно передать и даже в какой-то мере объяснить то опытное различие, которое возникает между фактами «человек действует» и «(нечто) делается в человеке». Особенно точно это слово (в его разговорном варианте) выражает суть противоположности относительно «поступка» (поступок – активация) и содержащихся в нем самом разных значений.

Представляется, что на данном этапе свойственный человеку динамизм при первоначальном взгляде на него охарактеризован достаточно ясно. Этот первоначальный взгляд неотделим от различения опытом того же динамизма посредством наблюдаемых в человеке фактов действия и делания. В этом же первоначальном и опытном взгляде уже выявляется в структуре «человек действует» и всё своебразие сопряжения личности с поступком. Мы видим его через момент причинности, который одновременно является и моментом трансценденции личности относительно этого действия. Сопряжение личности и поступка осуществляется именно через этот момент трансценденции, и потому мы должны подвергнуть его еще и специальному основательному рассмотрению.

Одновременно с причинностью и трансценденцией возникает особая зависимость действия от личности. Человек является не только виновником своего действия, но и его творцом. Суть причинности заключается в вызове к существованию, в результате существования, тогда как суть творчества – в создании произведения. Действие – в какой-то степени тоже произведение человека. Об этом его характере особо свидетельствует нравственность как свойство действия, на которое мы постоянно ссылаемся в этом исследовании.

Нравственность является чем-то по сути своей отличным от человеческого действия, и вместе с тем она столь тесно с ним спаяна, что в реальности не существует без человеческого действия, без поступка. Сущностное своеобразие не исключает экзистенциального единства действия и нравственности. И то, и другое теснее всего связано с причинностью личности – конечно же, с переживанием причинности как феномена (здесь феноменология должна смелее вторгаться в метафизику, но в то же время она и более в ней нуждается, ибо сами по себе феномены вполне достаточно раскрывают явления, но недостаточно их объясняют).

Если человек вырабатывает в действии свою нравственную ценность (в чем и заключены начала специфически человеческого творчества), то этим еще больше подтверждается факт создания самого действия, поступка человеком-виновником. Старая аристотелевская дилемма^>28 (является ли поступок производным от действующего человека, или производным является лишь внешний результат действия, вроде, например, исписанного листка бумаги или мысленно созданного стратегического плана) в достаточной мере указывает на то, что человеческая причинность – это в то же время и творчество. Но это такое творчество, изначальным материалом которого является сам человек.

Посредством действия человек создает прежде всего себя самого. В противопоставлении «человек—творец» и «человек—материал» (27) мы обнаруживаем некий вид, или точнее, некий аспект того самого противопоставления активности и пассивности, agere— pati, на след которых мы вышли вначале. Скорее, это даже новый аспект, чем новый вид, ибо мы не можем просто и полностью отождествить «человека-творца» с человеческим действием, а «человека-материал» – с тем, что делается в человеческом субъекте. Зато фактом является то, что поступок всегда оказывается каким-то овладением человеческой пассивностью.