– Она уже не одна!, – улыбнулся я, – УЗИ показал, что беременна. Будет мальчик. Даже имя подобрали подходящее – Поль. Хотя заранее называть, кажется, не совсем принято
– Поль Эмануилович! А что? Звучит вполне себе отлично!, – обрадовался Герман, – сегодня выпьем и за его здоровье
– Попробуйте-попробуйте, суши. Сегодня я приготовила их впервые! – Аннушка, моя двоюродная сестричка, вызвалась накормить неведомым блюдом, спровоцировавшим мою, немного опасливую реакцию
Несколько странных кусочков, съеденных для приличия, оптимизма не добавили, отнюдь.
Проголодавшись, мы энергично накинулись на хорошо знакомые с детства, оливье, селедочный салат с картошечкой и прочие деликатесы.
Красавец Голден Гейт Бридж, самая извилистая в мире и обильно зацветоченная Ломбард стрит, легендарные Алькатрасс, Русская горка, Эксплораториум и классика музея изящных искусств, конечно, произвели незабываемое впечатление.
Не меньше, меня удивила и пара двухэтажных домов, выставленных на продажу по обеим сторонам одной улицы. Четыре миллиона долларов за один из них, превышали продажную цену соседнего дома-близнеца ровно в два раза.
Отделка, оборудование кухни и спален, лифты, кинозал, фитнесс, бильярд, сауны и джакузи были совершенно идентичными.
Полностью совпадали и фигуристые желоба для сбрасывания белья из спален второго этажа, прямо в корзины постирочной. Там же, возвышались и громадные, по нашему советскому разумению, стиральная и сушильная машины.
Узнать, что такая разница в цене обусловлена лишь видом на залив, открывавшимся из окон более дорогой недвижимости, было потрясением.
– За хороший вью (вид, англ) дают и больше, – с видом знатока, произнес дядюшка
– Эмануил, не хочешь ли ты попробовать самое вкусное Каберне в мире?, – с гордостью спросил Питер, мой новый русский знакомый, родившийся в семье белогвардейского офицера, совсем давно, ещё в китайском Харбине
Весь роскошный особняк мультимиллионера, владевшего большой и успешной фабрикой по выпуску рам для живописных полотен, был украшен картинами, скульптурами и произведениями современного искусства.
Они напрочь отторгались тогдашними, может и не совсем развитыми, эстетическими традициями и особенностями моего восприятия.
Во время просмотра, я, к ужасу, стал даже понимать Никиту – нашего бывшего союзного Генсека-дровосека, разгромившего, в далекие шестидесятые, далеко не такую продвинутую выставку начинающих советских модернистов.
Непонятные, но стоившие миллионы долларов, поделки из старых газет и мягких книжек-комиксов, были, казалось, точно, сотворены-сделаны, максимум, на манер наших примитивных детсадовских достижений.
Они становились немного понятными только после детального и подробного объяснения. Чего же, на самом деле, задумывал заумный автор.
Предполагаю, что и самим творцам странных сооружений, зачастую, доводилось узнавать о своих истинных замыслах, только после хвалебных рецензий яйцеголовых искусствоведов.
– Но Питер, признайся, это же полнейшая-полнейшая фигня, – сразив хозяина в самое сердце, безапелляционно и уверенно заявил сидевший во мне ребёнок
После третьего стакана каберне из третьей по счёту бутылки, наступил период откровений
– И калифорнийское твоё, также-также, гавно полное.– заявил я решительно опешившему богатею. Прогнав вдоль щёк, чтобы почувствовать вкус и аромат напитка, я выплюнув непонравившееся вино и достал целую бутылку, уже из своей, почти бездонной сумки.
В твоем пойле совсем нет тела! Тела вина, – пояснил я разобиженному двухметровому верзиле.
– А король-то, голый!, – который раз, пояснял я Питеру. – Дорогой! Ты стал очередной жертвой хорошо поставленной профессиональной рекламы