Как только Лобанов явился, Майю вызвали к нему.

– Это еще что за выходки? – спросил он тихо, но Майе показалось, что он кричит. – Бежать? – Он фыркнул. – Наверно, в душе умиляетесь своим благородством.

Он стоял у печки, по-видимому так и не успев присесть, и потирал озябшие красные руки.

– По-моему, если бы вас даже увольняли, вам нужно бы скандал поднять. Именно вы должны работать сейчас. Кто за вас обязан чистить эти авгиевы конюшни?

Майя возмутилась – какие конюшни, как не стыдно, ведь лаборатория получила знамя! Конечно, новому начальнику выгодно представить все в черном свете!..

Андрей шагнул к ней, смерил ее глазами.

– Я подпишу ваше заявление, – сквозь зубы сказал он, – но прежде я вам докажу, как скверно вы работали.

Он выложил начистоту все, что думал о лаборатории и о ней как о бывшем руководителе.

По совету Борисова он просмотрел старые отчеты лаборатории. И Борисов, и Виктор были правы. «Оперативная служба»! Она сводилась к наладке и подгонке простейших схем, ремонту приборов, разработке инструкций. Теперь он понимал, как, избалованные отсутствием сложных работ, развращенные мелкими текущими поручениями, люди постепенно отучались самостоятельно творить. Благополучные цифры плана тушили интерес к новой технике. При такой тематике лаборатория свободно обходилась скудным оборудованием. Аппаратура соответствовала примерно школьному кабинету физики. Куда-то расходовались средства, запланированные на новые приборы. Где-то в других отделах работали люди, числившиеся в штате лаборатории.

Он разбивал вдребезги все, что казалось Майе самым ценным и нужным.

Она была моложе Андрея, ей было двадцать четыре года, и то, что ее почти прямо со студенческой скамьи поставили на эту должность, хотя бы и «врио», тоже показывало, как мало начальство заботилось о лаборатории. Эта мысль сейчас впервые пришла к Майе как горестное подтверждение лобановских доводов.

– О чем вы, собственно, думали? – словно тряс ее за плечи голос Лобанова. – Людей разбазарили… Бегали на посылках у начальства. Хотели быть для всех хорошей…

Губы у нее дрожали, она презирала себя за то, что не могла унять их.

– У нас был план научных… – с трудом начала она.

– Бросьте! – тотчас перебил он. – Министерство поручило вам заниматься автоматизацией. А вы? Рисовали ваши схемки и сдавали их в архив. А в отчетах зато ставился процент. Это автоматизация, по-вашему? Это обман!

– Я писала. Я вам покажу копии докладных. Потапенко и главный инженер знали.

– Заготовили себе соломку, чтобы мягче падать. – Андрей сел за стол, взял заявление, печально повертел в руках. – Я представляю, сколько сил вы ухлопали. Сейчас самая драка разгорается… – Он позабыл свою молодую начальническую суровость. – Не понимаю, неужели так спокойно можно зачеркнуть полтора года своей жизни?

Она хмурилась, кусала губы, но глаза неудержимо наполнялись слезами. Так странно было видеть слезы на ее строгом лице, так не вязались они со всем обликом не склонной к шутке, сдержанной Майи Устиновой, что Андрей растерялся.

На его счастье, зазвонил телефон. Он поднял трубку. Начиналось диспетчерское совещание.

Майя вышла, медленно притворив дверь. В «инженерной» к ней подошел Кривицкий.

– Бушует. А? – сочувственно спросил он. – Ничего, помню, вы тоже поначалу горячо брались.

Майя криво улыбнулась. Да, она помнила, слишком хорошо помнила.

– Кривицкий, вы верите вообще в людей? – спросила она, не прерывая хода своих мыслей.

– Ого! – усмехнулся Кривицкий. – В моем возрасте непривычно философствовать на такую тему. Я прежде всего стараюсь увидеть человеческие недостатки.