Ведь кардинальные купания в жестяной ванночке, где была установлена дровяная водогрейка, осуществлялись на нашей большой кухне еженедельно. Этого было вполне достаточно. Процедура была приятной. Под заботливым руководством бабушки Ривы, я расставлял на водной глади любимые пластиковые кораблики, лодочки, дюжину солдатиков. Морской бой в мыльной воде был ожесточенным.

Правда, приходилось, нехотя, поочередно отдавать на расправу бабушке то руку, то ногу. По ним быстро и с ласковыми уговорами проходилась намыленная мочалка. Потом и она становилась одним из важных кораблей, на котором размешался целый отряд бравых солдафонов.

Меня легко убедили, что, несмотря на то, что все свои тайные прелести я видел в ванночке прекрасно, никому больше наблюдать их было невозможно. Поскольку слой прозрачной колодезной воды для чужого взгляда был, по свидетельству бабушки, преградой неодолимой.

– Клара, обращалась она к моей маме, ты что-то видишь?

– Откуда? Ничего не видно, – Мама была очень убедительна, – Кому нужна твоя пуцька?, – смеялась она

– А ты, Роза? – обращалась бабушка к своей сестре, – Зэйст (видишь, идиш)?

– Я, без очков, вообще ничего не вижу. Гурнышт (ничего, идиш), – уверенно заключала Роза

Теперь, я был спокоен

Центральная Сокирянская баня поразила жуткой концентрацией уродства. Толпа голых мужиков, собранных в одном месте, с висящими, торчащими и трепыхавшимися причиндалами, представляла собой жуткое зрелище. Некоторые из них, громко хохотали, другие окатывали друг друга водой из шаек и нещадно хлестали допотопными вениками из дубовых листьев.

А самое неприятное, там было душно. Очень. В клубах пара, тут и там, шныряли человеки с многочисленными татуировками. Поразили мультики на ягодицах. У одного, при ходьбе, мышка даже запрыгивала в самую задницу, а за ней бросалась кошка. У другого, при движении, савковая лопата засыпала туда уголёк. Наверное, для того, чтобы быстрее ходилось.

Симон – второй муж Розы, потащивший меня в баню, положил на плоскую каменную лежанку и стал истово мылить, жестко, до боли, протирать грубой мочалкой и обливать из шайки. Затем душ. Горячий и холоднющий.

Никаких игрушек, никаких ласковых воркований. Под конец измывательства, садист завёл меня в парную. Дыхание остановилось. Нестерпимый обжигающий пар окружил со всех сторон. Смеясь, Симон схватил меня и секунд на пять поставил к себе, прямо на самую жаркую третью полку.

Я закричал. Заорал так, будто меня убивают. Собственно, так мне и казалось. Крик, видимо, перешёл в область ультразвука. По крайней мере, Симон испугался и быстро выставил меня из парной.

Больше, в детстве, я в баню не ходил. Да и сейчас, не люблю.

– Импринтинг (первое впечатление), – грустно заключил Саша Кокурин – старинный приятель, всегда обожавший этот вид релаксации и безуспешно пытавшийся приобщить меня к банному удовольствию…

Первый раз смотрел" Старика Хоттабыча» в стареньком Сокирянском кинотеатре. До этого момента, настоящего фабричного мороженого не едал ни разу.

Разве что, мама Вовы Ткачука угощала меня мороженым домашнего приготовления. Однако оно больше походило на прохладную молочную массу, размазанную по тарелке. Было очень вкусно, но…

Несмотря на изумительный вкус, это мороженое, конечно, не могло идти ни в какое сравнение с теми симпатичными маленькими шоколадными «Эскимо», которые в фильме поедал старый волшебник. Причём «уничтожал» он его в огромных количествах. Ведь, в чудесном московском цирке, старик Хоттабыч нагло слопал целый поднос с кучей того чудесного холодного лакомства.