Однако если мы не идем дальше упомянутой записи Ницше, тогда сразу можно задать вопрос по поводу уже сказанного: что общего у нигилизма с ценностями и их обесценением? Ведь согласно своему понятию нигилизм говорит о том, что все сущее есть nihil, «ничто», и, по всей вероятности, нечто только в том случае может не иметь ничегоценного, если заранее оно в себе есть ничтожествующее и ничто. Определение ценности и оценивание чего-либо как ценностного, ценного или, напротив, лишенного ценности основывается прежде всего на определении того, есть ли нечто и как оно есть, или же оно «ничто». Между nihil, нигилизмом и мыслью о ценности нет никакой необходимой сущностной связи. Но почему же в таком случае нигилизм (без какого-либо обоснования) понимают как «обесценение высших ценностей», как их «крушение»?

Для нас в большинстве случаев в понятие и слово «ничто», конечно же, привносится ценностная тональность: мы слышим, что нечто лишено ценности. Мы говорим «ничто» в том случае, когда желанное, предполагаемое, искомое, требуемое, ожидаемое не оказывается в наличии, не есть. Если, например, где-нибудь ищут нефтяное месторождение и поиски не дают результата, тогда говорят о том, что «ничего не нашли», то есть не нашли предполагавшегося наличествующего и наличествования – не нашли искомого сущего. «Ничто» означает неналичность (Nichtvorhandensein), небытие какой-то вещи, сущего. Таким образом, «ничто» и nihil предполагают сущее в его бытии и поэтому являются понятием о бытии, а вовсе не понятием о ценности. (Полезно обратить внимание на одно замечание Якоба Вакернагеля, которое он делает в своих «Лекциях о синтаксисе» (Vorlesungen über Syntax, II. Reihe, 2 Aufl. 1928. S. 272): «В немецком ничто (nichts)… полагает слово, которое в готском в форме waihts… служит для перевода греческой πράγμα»).

Корневое значение латинского nihil, о котором задумывались уже римляне (nehilum), не прояснено и до сегодняшнего дня. Согласно лексическому понятию в случае с нигилизмом каждый раз речь идет о ничто и тем самым в каком-то смысле – о сущем в его небытии. Однако небытие сущего имеет силу как отрицание сущего. Обычно мы Думаем о «ничто», имея в виду то или иное, подвергшееся отрицанию. Во время поисков нефти не было «ничего» обнаружено, то есть не было найдено искомое сущее. На вопрос, есть ли нефть, в таком случае отвечают, что ее «нет». Хотя во время этих поисков не было «ничего» обнаружено, однако тем самым ни в коем случае не было обнаружено и «ничто», так как его и не искали и, кроме того, его нельзя найти, тем более с помощью буровых вышек и прочих сходных приспособлений.

Позволяет ли ничто отыскать себя или хотя бы искать себя или его совсем не надо искать и находить, потому что оно «есть» то, чего мы вообще никогда не теряли?

Здесь «ничто» подразумевает не некое особенное отрицание какого-то отдельного сущего, а безусловное и полное отрицание всего сущего, сущего в целом, но тогда оно как «отрицание» всего «предметного» само перестает быть каким-либо возможным предметом. Разговор о ничто и размышление о нем предстают как некое «беспредметное» начинание, как пустая игра словами, которая, помимо прочего, как будто не замечает, что постоянно находится в вопиющем противоречии с самой собой, так как, что бы она ни выдумывала относительно ничто, она постоянно вынуждена говорить: ничто есть то-то и то-то. Даже тогда, когда мы только говорим, что ничто «есть» ничто, говорим «о» нем в ракурсе «есть» и делаем его сущим, приписываем ему то, в чем ему следует отказать.