– Потому что я любил очень многих актрис, Дориан.

– А конечно, ужасный народ с окрашенными волосами и разрисованными лицами.

– Не своди все к окрашенным волосам и разрисованным лицам. Иногда они бывают очень обаятельными.

– Лучше бы я не рассказывал тебе о Сибилле Вейн.

– Ты не мог удержаться, чтобы не рассказать мне. Ты всю жизнь будешь мне рассказывать обо всем, что делаешь.

– Да, Гарри, думаю, это правда. Я не могу удержаться, чтобы не рассказывать тебе обо всем. Ты интересным образом влияешь на меня. Если бы я когда-то совершил преступление, то пошел бы и признался тебе. Ты бы меня понял.

– Такие люди как ты, волевые и жизнерадостные, не совершают преступлений, Дориан. Но все равно, я очень благодарен за комплимент. А теперь скажи мне, будь добр, подай мне спички, спасибо, в каких отношениях с Сибиллой Вейн ты находишься сейчас?

Дориан Грей вскочил на ноги, его щеки покраснели, а в глазах вспыхнул огонь.

– Гарри! Сибилла Вейн священна для меня!

– Только к священным вещам и стоит касаться, Дориан, – сказал лорд Генри с необычной ноткой пафоса в голосе. – Но что тебя так раздражает? Предполагаю, что однажды она станет твоей. Влюбленные всегда начинают обманывать самих себя, а в результате они обманывают всех остальных. Именно это и называют любовью. В любом случае, я так понимаю, вы знакомы, правда?

– Конечно мы знакомы. В первую же ночь когда я был в театре, ужасный старый еврей зашел в ложу по завершению представления и предложил провести меня за кулисы и познакомить с ней. Это взбесило меня. Я сказал ему, что Джульетта уже сотни лет лежит в могиле в Вероне. С его пораженного взгляда я понял, что у него сложилось впечатление, будто я выпил слишком много шампанского.

– Оно и не удивительно.

– Потом он спросил, пишу ли я в газеты, на что я ответил, что даже не читаю их. Похоже, он был этим крайне разочарован, он признался мне, что все театральные критики сговорились против него, и все они – продажные идиоты.

– Я не удивлюсь, если он прав. Но с другой стороны, судя по их виду, большинство из них продаются почти даром.

– Что же, казалось, что он считал, что ему они не по карману, – засмеялся Дориан. – В конце концов, к тому времени в театре уже погас весь свет, и я был вынужден уйти. Он настойчиво угощал меня сигарами, очень хорошими по его словам. Но я отказался. На следующий вечер я, конечно же, снова прибыл в театр. Увидев меня, он низко поклонился мне и заверил, что я щедрый покровитель искусств. Крайне отталкивающий тип, однако, он просто выдающийся поклонник Шекспира. Однажды он рассказал мне, что пять раз оставался ни с чем только потому, что упорно ставил «Барда». Кажется, он считал это своей отличительной чертой.

– Так оно и есть, дорогой Дориан – в этом его огромное отличие от других. Большинство людей остаются ни с чем, потому вкладывают огромные средства в прозу жизни. Потерять все из-за поэзии – это честь. Но когда ты впервые поговорил с Сибиллой Вейн?

– На третий вечер. Она играла Розалину. Я просто не мог сдержаться. Я бросил на сцену цветы, а она посмотрела на меня, по крайней мере, я очень хотел, чтобы было именно так. Старый еврей был настойчив. Было похоже на то, что он твердо решил отвести меня за кулисы, и я сдался. Это было странно с моей стороны – не хоте видеть ее, правда?

– Нет, я так не считаю.

– Почему, дорогой Гарри?

– Я расскажу об этом в другой раз. А теперь расскажи мне о девушке.

– О Сибилле? Ах, она такая нежная и скромная. Есть в ней что-то детское. Она смотрела на меня широко открытыми, полными искреннего удивления глазами, когда я рассказывал, что я думаю о ее игре. Казалось, она не осознавала свой потенциал. Старый еврей скалился на пороге грязной гримерки и произносил хитроумные речи о нас обоих, пока мы стояли и смотрели друг на друга, будто дети. Он настойчиво называл меня «милорд», поэтому мне пришлось убеждать Сибиллу, что никакой я не милорд на самом деле. Она сказала мне прямо – Ты больше похож на принца, я буду называть тебя прекрасным принцем.