Не отводит очей от берегов крутых,

Так, тоской исходя, родина верная

Все томится по Цезарю.

Безопасно бредет ныне по пашне вол;

Сев Церера хранит и Изобилие;

Корабли по морям смело проносятся;

20 Ни пятна нет на честности;

Не бесчестит семьи любодеяние;

Добрый нрав и закон – цепь для распутников;

Мать гордится, что сын видом в отца пошел;

За виной кара следует.

Кто боится парфян, кто скифа дерзкого?

Кто – Германской страны, диким отродием

Столь чреватой? На то Цезарь наш здравствует!

Кто – войны с злой Иберией?

На холмах у себя день свой проводит всяк,

30 Сочетая с лозой дерево вдовое,

И, домой воротясь, пьет на пиру, к тебе,

Словно к богу, взываючи.

Он, с мольбою к тебе и с возлиянием

Обращаясь, твое чтит имя божие,

Приобщая его к Ларам, – так в Греции

Чтут Геракла и Кастора.

«О, продли, добрый вождь, ты для Гесперии

Счастья дни!» – по утрам так мы и трезвые

Молим, молим мы так и за вином, когда

40 Солнце к морю склоняется.

[93]

К Аполлону

Бог, чью месть за дерзкий язык изведал

Род Ниобы весь, похититель Титий

И Ахилл, едва не вошедший в Трою

Победоносно:

Воин всех сильней, но тебе не равный,

Хоть родился он от Фетиды-нимфы;

Хоть копьем своим приводил он в трепет

Башни дарданцев.

Словно гордый кедр, что секирой срублен,

10 Словно Эвром вдруг кипарис сраженный,

Рухнул наземь он, и покрылась прахом

Гордая выя.

Он бы не врасплох, не в коне сокрытый,

В том, что ложно был посвящен Минерве,

Грянул на троян, что в дворце Приама

Пели, пируя;

Нет, он был бы въявь для врага ужасен,

Он бы вверг в огонь и грудных младенцев,

Не щадя – о, грех! – даже тех, что скрыты

20 В матери чреве.

К счастью, Феб, твой глас и благой Венеры

Вняв, отец богов снизошел к Энею:

Стены дал ему возвести для града

С лучшей судьбою.

Ты, учивший Муз прикасаться к лире,

Ты, чьи дальний Ксанф омывает кудри,

Будь защитой, Феб, Агиэй безусый,

Давна Камене!

Феб вдохнул мне дар – научил искусству

30 Песни петь и дал мне поэтом зваться.

Лучшие из дев и отцов славнейших

Отроки! Вас ведь

Всех берет под кров свой Диана-дева,

Чьи и рысь и лань поражают стрелы…

Вы блюдите такт, по ударам пальца,

Песни лесбийской.

Чинно пойте песнь вы Латоны сыну,

Пойте той, что свет возвращает ночью,

Рост дает плодам и движеньем быстрым

40 Месяцев правит.

Дева! Став женой, «Вознесла я, – скажешь, —

Гимн богам во дни торжества, что Риму

Век протекший дал, а поэт Гораций

Дал мне размеры».

[94]

К Манлию Торквату

С гор сбежали снега, зеленеют луга муравою,

Кудрями кроется лес;

В новом наряде земля, и рекам снова просторно

Воды струить в берегах;

Грация с сестрами вновь среди нимф начинает, нагая,

Легкий водить хоровод.

Ты же бессмертья не жди, – так год прожитой нам вещает,

Месяц вещает и день.

Стужу растопит зефир, весну поглотившее лето

10 Тоже погибнет, когда

Щедрая осень придет, рассыпая дары, а за нею

Снова нахлынет зима.

Но в небесах за луною луна обновляется вечно, —

Мы же в закатном краю,

Там, где родитель Эней, где Тулл велелепный и Марций, —

Будем лишь тени и прах.

Знает ли кто, подарят ли нам боги хоть день на придачу

К жизни, уже прожитой?

Пусть же минует все то наследников жадных, чем можешь

20 Жизнь ты свою усладить!

Стоит тебе умереть, и Минос совершит над тобою

Непререкаемый суд, —

Ни красноречье тебя, ни твое благочестье, ни знатность

К жизни, Торкват, не вернут,

Ибо Диана сама своего Ипполита не в силах

Вывесть из царства теней

И не способен Тезей сокрушить оковы, в которых

Страждет давно Пирифой.

[95]

К Цензорину

Я бы рад, Цензорин, милым товарищам

Чаши в дар принести, бронзу желанную

Иль треножники дать, храбрых отличие

Греков, – ты бы тогда лучший унес себе

Из подарков моих, если б богат я был