Три свертка выскользнули из пневматической трубы, пока Уинстон работал, но это были простые задания, и он справился с ними еще до начала Двухминутки ненависти. Когда чувство ненависти в нем утихло, он вернулся в свою кабинку, взял с полки словарь новояза, отодвинул диктограф в сторону, протер очки и принялся за свою главную утреннюю работу.

Самым большим удовольствием в жизни Уинстона была его работа. По большей части это была утомительная рутина, но порой попадались задачи настолько сложные и противоречивые, что в них можно было запутаться, как в хитрой математической головоломке. Тонкие, искусные подделки, в которых вам не на что было опереться, кроме как на знание принципов ангсоца и ваше собственное понимание того, чего от вас ждет Партия. Уинстону хорошо удавались такие «творческие» задачи. Иногда ему даже доверяли исправление передовых статей в «Таймс», которые были полностью написаны на новоязе. Он развернул сверток, который отложил ранее. В нем было написано:

На староязе (или стандартном английском) это могло звучать следующим образом:

«Сообщение о приказе Большого Брата в «Таймс» от 3 декабря 1983 года крайне неудовлетворительно и содержит ссылки на несуществующих людей. Перепишите его полностью и перед подачей отправьте свой проект в вышестоящий орган».

Уинстон нашел и прочитал неугодную статью. Приказ Большого Брата на этот день, казалось, был посвящен в основном восхвалению работы организации, известной как ФФКК, которая поставляла сигареты и другие удобства морякам в Плавучих крепостях. Некий товарищ Уизерс, видный член Внутренней партии, был удостоен особого упоминания и награжден орденом «За выдающиеся заслуги» второй степени.

Три месяца спустя ФФКК была внезапно распущена без объяснения причин. Предположительно, Уизерс и его соратники теперь находились в немилости, но ни в прессе, ни по телеэкрану не было сообщений об этом. Этого и следовало ожидать, поскольку политических преступников не принято было предавать суду и публично обличать. «Большие чистки», которым подвергались тысячи людей, сопровождались публичными судебными процессами над предателями и мыслепреступниками, которые признавались в своих преступлениях и впоследствии были казнены, но это были зрелища особого рода, которые происходили не чаще одного раза в несколько лет. Чаще всего люди, вызвавшие недовольство Партии, просто исчезали, и больше о них никто никогда не слышал. Никто никогда не имел ни малейшего представления о том, что с ними случалось. Они даже не всегда умирали. Около тридцати человек, с которыми Уинстон был знаком лично, не считая его родителей, в то или иное время исчезли.

Уинстон задумчиво почесал нос скрепкой. В кабинке напротив товарищ Тиллотсон все еще заговорщически склонился над своим диктографом. На мгновение он поднял голову и снова кинул враждебный взгляд в сторону Уинстона. Ему стало интересно, занят ли товарищ Тиллотсон той же работой, что и он сам. Это было вполне возможно. Такая сложная работа никогда не будет доверена одному человеку. С другой стороны, передать ее комитету означало бы открыто признать, что имеет место фальсификация. Очень вероятно, что целая дюжина человек сейчас работала над конкурирующими версиями того, что на самом деле сказал Большой Брат. А потом какой-то важный начальник из Внутренней партии выберет ту или иную версию, отредактирует ее и запустит сложный механизм соответствующих перепроверок, а затем отборная ложь перейдет в постоянные официальные записи и станет правдой.