Лёха Матаев хорошо подошёл бы на роль того самого героя, которому девушка с пригорка махала голубой косынкой. Красавец с правильными чертами и белоснежной улыбкой. Высокий, умный. Был у него правда один недостаток. Случалось это не часто, но, начиная выпивать, он не мог остановиться вовремя, отчего нередко попадал в неприятные истории. То ему в глаз дадут, то он кому-то… Не было и единой вечеринки с танцами, чтобы Лёха не разбирался с кем-нибудь или не выяснял отношений. Придя поутру в чёрных очках, сам он, а с ним и все остальные делали вид, что ничего особенного не произошло. Так, по крайней мере, было принято. Вообще-то Лёха открытый и внимательный, но из-за своего неуёмного характера постоянно чувствовал себя виноватым, причём чаще всего незаслуженно.

Сашка Уткин улыбался. Ему, судя по всему, было просто хорошо, отчего он готов был расцеловать всё вокруг. Познакомились они ещё при поступлении в институт. Потом Сашка знакомил Егорку с городом.

В одних городах что-то делают так, в других иначе. Здесь ходят днём, а вечером нет, потому что по вечерам в этом неприметном переулке можно легко схлопотать по соплям. С этими девочками «дружить» можно, а с этими не стоит, потому что за это, извиняюсь, тоже можно было получить. От Сашки Егорка узнал о граничном значении Абрамовского моста через одноимённую речку. Отправляясь романтическим лунным вечером через мостик проводить какое-нибудь милое создание, каждый должен был знать – этим вечером он непременно будет бит. Выдача «люлей» происходила обычно после пересечения моста, но если же по каким-то причинам этого не происходило сразу, то на первом перекрёстке случалось обязательно и с завидным постоянством. Это было, так сказать, прописное дополнение к ночному вояжу. Таковы были городские порядки…

К Уткину, шумные и голодные, они ходили слушать музыку. У Сашки был магнитофон «Айдас» и хорошие родители. Хорошие, оттого что с приходом беспокойной компании, отправлялись по делам, оставляя голодным гостям кастрюлю борща, домашние котлеты, укрытые полотенцем, и компот с абрикосами. Стоило родителям ступить за порог квартиры, как всё это безжалостно уничтожалось. Сашка улыбался. Может, оттого, что светило солнце, а может оттого, что начинался новый день. Это был их день…

Просеков, в обиходе – Председатель, он же Ибрагим – суровый чеченец из «Угрюм-реки», был собран и уверен. Вся его коренастая суть подчёркивала основательность происходящего. Лишь в глазах с длинными, почти коровьими ресницами, металась романтическая грусть расставания, поскольку Просеков всегда был в кого-нибудь тайно влюблён.

Рядом – Вовка Огарков. Этот искренне верил всему, что говорят, даже шутя. Правда, после этого стоило немалых трудов переубедить Вовку в обратном. Воспринимал он любое слово окончательно и всерьёз, а будучи от природы человеком инициативным, даже суетливым, весьма скоро начинал действовать.

Как-то в начале весны для забавы ему шепнули, что на кафедре теоретической физики закрытая лекция ведущего сексолога на самую острейшую тему. И ещё… Чтобы излишне не перегружать аудиторию, «теоретики держат всё в тайне». Огарок, желая получить подробности, немедля начинал доставать всех подряд. От его убедительных расспросов инертные поначалу народные массы возбуждались и, смотря в доверчивые карие глаза, к концу разговора сами начинали верить в вероятность публичной лекции. На следующий день кафедра делилась пополам. Одна половина с нетерпением ждала начала лекции ведущего сексолога, вторая над ними тихо хихикала. Только лекция, не поверите, совершенно неожиданно состоялась.