– Браво! – Сказал Карл Карлович. – Что речь, в самом деле, идет о тысячах параллельных миров?

– Это я образно выразился. Возможно, речь идет о миллионах вселенных. Так, Кант?

Самуил Сигизмундович выразил согласие, постучав лбом по столу.

– От лица сотрудников проходческого щита, я уполномочен заявить. – Встал с места бывший специалист глубинного бурения материи, Шервуд Филлмор. – Физики-практики – за Шаффурт! Грудью станем за гендерное и социальное неравенство. За неполиткорректность. За всех отцов и матерей города! За беспредельную любовную страсть. За угнетение низших классов и аморальные принципы.

– Точно? Можете поручиться за всех?! – Прищурился Войтеховский.

– Мы, за эти четыре дня тысячу раз все уже обговорили. Всем инженерным корпусом. Ребята были готовы к любому развитию событий. Даже к самому худшему. Все сказали, что лучше в кроманьонцы эмигрируют, но обратно в нулевую не вернутся. Все две дюжины, участников собрания, постановили это единогласно.

– Тут, все ясно. Что скажут дамы?

Барбара Кант встала и сурово сказала:

– Дамы скажут, что ваши патриархальные воззрения мы отрицаем начисто. Но деваться некуда. Не рушить же мироздание. Мы присоединяемся. Так девочки?!

– Так, так… – Закивали «девочки».

– Но учтите – спокойно жить мы вам не дадим! – Добавила Барбара Кант. – Намотайте на ус – весь этот феодальный гнет – временное явление. Оставаясь суверенным, Шаффурт должен идти по пути культурного и общественного развития!

– Что – остальные? – Спросил секретарь Гильдии.

Карл Бюлер, только выразительно хмыкнул, а Карл Карлович, переглянувшись с Томасом Бакстоном и Уоли Неленбургом, махнул рукой:

– Не дури голову, Юрген. Я только через полгода жизни здесь, от баб перестал шарахаться. И возвращаться обратно, к постоянной тревоге за свои яйца, не хочу. Лучше скажи, какие у нас шансы, в этой борьбе? Или просто погибнем героями и останемся в сказаниях. По сути – против нас вся нулевая вселенная. Миллиарды особей. Союзников у нас там не будет. А, нас сколько? Три десятка?

– На сегодняшний день, полноправных членов гильдии, включая присутствующих – тридцать восемь человек. – Сказал Войтеховский. – В связи с этим, напоминаю – против нас страшная сила. Поэтому, культура и общественное развитие, это – хорошо. Но борьба предстоит не на жизнь, а насмерть. Так, что – забудьте о пацифизме, корректности и даже о некоторых библейских заповедях.

Женская составляющая ложи фыркала, кривила губы, но молчала.

– Так сколько мы сможем продержаться? – Настаивал Карл Карлович. – Скажешь, когда придет время заказывать себе скальдов, для сложения посмертных эпических песнопений?

– Для ответа, на этот вопрос, перейдем к хорошему. – Потер ладони Войтеховский. – Кант оперативно среагировал на чрезвычайную ситуацию. Мы ведь гнали габаритные грузы через Самоа. «Система» на это не реагировала, до этого. Потому, что по ее мнению, все это уходило в никуда. А вот, когда она определилась, получилось бы, что это – контрабанда. И донесла бы она не во Вселенский Надзор, а в налоговые инстанции. Тут бы нам и – елбасы! Никакой форы и неолибералы на шее. Но, Кант – красава!

Все почтительно уставились на поникшего профессора.

– Да, здорово! – Пыхнул трубкой Бюлер.

– Здорово, то – здорово, только расслабляться нельзя. Если мы сейчас оперативно подсуетимся, то можем увеличить фору… Года на два, на три. Барбара, как у тебя идут дела с подбором узких специалистов, для культурного развития? Все – более менее? Тогда ускорь этот процесс.

Войтеховский устало потер переносицу.

– София. – Обратился он к кузине Карла Карловича. – Вот, что ты должна сделать буквально завтра. Перебирайся в «нулевую». Там отправишься в Неолиберальную Ассоциацию историков. Думаю тебя там, еще помнят. Попробуй пробиться наверх. Сообщишь, там, что у тебя имеются подозрения о том, что профессор Войтеховский снова взялся за старое. Занимается темными делишками.