— Саид, нужно вызвать доктора или отвезти ее обратно отцу или мужу.

Долгая пауза, я пытаюсь сказать, я кричу, но это все в моей голове: «Да, да, отвезите меня отцу, я хочу домой, хочу к маме, к запаху меда и лимона».

— Нет.

— Может, ты думаешь, что я доктор?

— Ты слишком много говоришь, Юсуф. Дай ей таблетку или что там надо дать в этом случае, она мне нужна в рабочем состоянии.

«Рабочем»? Мудак какой.

Снова проваливаюсь в черноту, лечу долго, как Алиса — в кроличью нору. Картинка меняется, большой, богато украшенный зал, всюду — ковры, золото, хрусталь, пахнет благовониями, поют птицы. Я стою практически голая на виду сотен направленных на меня глаз. Яркий свет, вокруг очень дорого и красиво, но мне не до этого богатства.

Люди перешептываются, оценивают меня, смотрят с пренебрежением, это так стыдно и унизительно. Но я не могу и шагу сделать в сторону, на моих ногах кандалы, самые настоящие, а тело прикрывает лишь короткая полупрозрачная тряпка.

Все говорят на чужом языке, кто-то выкрикивает слова, кто-то просто поднимает руку, где-то раздается стук. Меня продают, как рабыню на рынке невольников, но это не кадры кино, не розыгрыш, это все происходит на самом деле.

— Дарина, Дарина, проснись. Очнись, доченька, все хорошо, мама рядом. Мама всегда рядом.

Стискиваю зубы, зажмурилась, а когда вновь открываю глаза, рядом женщина, она смотрит так ласково, гладит по волосам, произносит мое имя, но это не моя мама.

Жарко. Душно. Хочется пить.

— Дарина, проснись, Дарина!

Полумрак, я наконец не в своих видениях, а на самом деле просыпаюсь. Слабость такая, что не могу поднять и руки, голову приподнимают.

— Пей, это поможет, нужно пить по часам, так написано в рецепте. — Акцент, на затылке ладонь, жадно пью все, что дают, глотать больно.

Это старик Юсуф, он, в отличие от своего хозяина Саида, пахнет пряностями, а не терпким парфюмом и вишневым дымом. Так странно, мой мозг стал воспринимать людей по запахам, такое бывало раньше, но редко.

— Что… что со мной? — Слова даются с трудом.

— Я не доктор, пей, надо выпить все, ты сутки почти спала.

Он бормочет на турецком, я морщусь, но все выпиваю, потом мне дают еще. Теплая кружка, это бульон, пью его мелкими глотками.

— Надо было просто выкинуть меня на улицу, чтоб не мучиться. — Каждое слово дается с трудом, но я не могу молчать. — И можно не говорить при мне на языке, который я не понимаю? Это некультурно.

Чувствую взгляд мужчины, отдаю ему кружку, откидываюсь на подушку, сил хватило лишь на две фразы, лекарства и бульон.

— Спасибо.

Пытаюсь улыбнуться, но не могу, а когда меня бесцеремонно начинают переворачивать, меняя промокшее от пота белье, даже не реагирую.

Юсуф хороший, как ни странно, прихожу к такому заключению в своем температурном бреду, он не бросил, он лечит, ухаживает. Но все остальное, включая тот эпизод моего видения, в котором меня продавали, как рабыню, даже звонок Никите на этом фоне мне кажется нереальным, смущает.

Я, наверное, сойду с ума раньше, чем состарюсь, да и состарюсь ли — в этом уверенности нет никакой. Радует лишь то, что своей болезнью я отсрочила домогательства Саида, я не хочу секса с ним, но помню, что было в прошлый раз.

— Как она? — Знакомый голос, от него сжимается все внутри, но я от него далеко в своем подсознании.

— Температура немного спала.

Мужчина ругается на своем языке, они переговариваются, несколько раз проскальзывает слово «Стамбул», имена: Тамир, Ахмет, Камар и Лейла. Что за турецкий сериал? Всегда их терпеть не могла.

Мой похититель, судя по нервной интонации, очень взбешен. Так ему и надо, я готова и дальше рушить его планы. Пусть у него все летит к чертям. В пропасть, куда он толкает меня.