— Где ты была?
Услышав низкий укоризненный голос Ермолова, вздрогнула.
Тут же вскинув голову, я увидела его в гостиной. Он стоял у дивана, скрестив руки на груди, и сурово смотрел на меня.
Сердце подпрыгнуло к горлу. Я замерла, уставившись на мужчину широко раскрытыми глазами.
— Почему вы дома? — пробормотала вопрос, смущенная негодованием Германа.
Он же не злился на меня, потому что я отсутствовала пару часов?
Я нахмурилась, наблюдая за тем, как Герман Давидович широкими шагами обошел кожаный диван в форме буквы Г и направился ко мне.
— Отвечай, Лера, — сказал он, сменив гнев на милость в голосе.
— Я была у врача.
— В субботу?
Возможно, я еще пообедала в кафе со своей однокурсницей. Впервые за сто с лишним лет.
— Я предупреждала вас, что сегодня днем меня не будет, — объяснила я. От волнения пересохло во рту.
— Мне позвонили, пока тебя не было, — Герман вновь насупился. Выражение на его лице выглядело мрачнее, чем когда-либо. — Твой отец.
— Папа? — я открыла рот в недоумении.
— Он в больнице, — медленно продолжил Ермолов.
— В… больнице? — повторила, подчеркивая слова.
— С ним все в порядке, но… — Герман Давидович осекся, оборвав фразу и поджав губы.
— Но — что? — я чуть не зарычала, зная, что мой непутевый отец обычно ничего хорошего не замышлял.
Что на этот раз, черт возьми?!
— Твой отец вел автомобиль в нетрезвом состоянии, — брюнет смотрел на меня с искренним сожалением, надтреснуто отвечая на вопрос.
— О боже, — я резко выдохнула.
Накрыла ладонью ледяной лоб. Появилось острое чувство, словно меня сильно ударили в грудь, выбив из легких весь воздух. Казалось, что вот-вот подо мной разверзнется земля, и я провалюсь в бездонную тьму.
Мой отец был никчемным пьяницей. После череды провальных попыток вернуться к нормальной жизни после смерти мамы он окончательно скатился на дно. Почти каждую ночь напивался до коматозного состояния, говоря и вытворяя ужасные, отвратительные вещи. Мне и всем, кто его окружал. Невзирая на то, что он совершенно выбился из колеи, этот человек продолжал оставаться моим отцом. Моей единственной семьей. Тем, что от нее осталось.
— Насколько все плохо? — спросила холодно.
— Мне не многое известно, — незамедлительно отозвался Герман. — Но… звучало так, как будто он находится под наблюдением полиции. Твой отец сейчас в отделении неотложной помощи.
Я прорычала ругательство себе под нос.
Он жив.
Жив. Это уже хорошо.
— Звонок поступил не так давно. Я уверен, что он по-прежнему в больнице, — поспешил добавить Ермолов.
Я подняла голову. Мы сцепились взглядами на несколько напряженных мгновений, пока я лихорадочно представляла в перспективе, насколько все дерьмово.
— Мне нужно уйти, — произнесла за мгновение до того, как развернулась и помчалась обратно к двери.
— Стой! — крикнул Ермолов.
— Что?! — я не ожидала, что закричу на него в ответ.
Остановилась, как вкопанная. Дышала тяжело и хрипло. Сжимала дрожащие пальцы в кулаки, стараясь изо всех сил не разрыдаться в голос. Я была напугана. Я была в ярости. На меня навалилось столько эмоций одновременно, что я буквально чувствовала, как они давят со всех сторон.
— Как ты доберешься до больницы? У тебя нет машины, — с нерушимым спокойствием подметил Герман, рассудительно проигнорировав то, как я сорвалась на него. И я была очень ему благодарна.
— На метро… или такси, — проведя пальцами по волосам, покачала головой.
— Это займет дольше времени.
— Я что-нибудь придумаю, — ответила, открывая входную дверь лофта.
Ермолов усмехнулся у меня за спиной.
— Я отвезу тебя.
— Не беспокойтесь обо мне, пожалуйста. Я могу… — начала спорить.