С тех пор Хохфелда чествуют в примечаниях, а академические круги помнят его как просвещенного предтечу современного скептического отношения к собственности. Именно это имел в виду профессор Брюс Акерман, когда написал в своей работе «Частная собственность и Конституция» (1977): «Полагаю справедливым признать, что одна из главных задач первого года обучения по курсу “Собственность” заключается в том, чтобы освободить приступивших к изучению права студентов от примитивных представлений о собственности. Они узнают, что только совершенный невежда может видеть смысл в разговоре о собственности, свободной от всяких дальнейших обязательств. Вместо того чтобы определять отношение между человеком и «его» вещью, право собственности рассматривает отношения, возникающие между людьми в связи с отношением к вещам. Точнее говоря, право собственности рассматривает то, как права на использование вещей могут быть распределены между теми, кто соперничает за использование ресурсов»[48].

Разумеется, «пучок прав» можно разъединить. Иными словами, права собственности могут быть разделены. Один может владеть зданием, а другие арендовать его. Некоторые истолковали эту возможность разделения пучка прав собственности как «дробление» этой самой собственности. Профессор Томас Грей из Стэнфордского университета, например, написал, что конечным результатом вытеснения старой «концепции собственности как владения вещами будет то, что собственность перестанет быть важной категорией теории права и политики». Фактически, добавляет он, это ведет к «разрушению самого понятия собственности»[49]. Но это, разумеется, неверно. Вещами по-прежнему владеют, а собственность остается важной категорией правовой и политической теорий.

Возможность легко разъединить пучок прав собственности на отдельные прутья оказывается одной из самых полезных черт собственности. Если бы она действительно подчинялась правилу «всё или ничего», то нельзя было бы разделить земельные участки, имущество, переданное в доверительное управление, а здания и автомобили нельзя бы было брать в аренду, и наш мир стал бы куда менее удобен для жизни. Аренда, например, позволяет нанимателю извлекать пользу из частичного владения, не принимая на себя все издержки и обязательства, вытекающие из всей совокупности прав собственности. Делимость прав собственности делает социальные решения более гибкими, позволяя приобретать и использовать отдельные, особо ценные права, или «прутья». Чтобы понять это, достаточно вспомнить про удобства тайм-шера апартаментов в местах отдыха.

О делимости прав собственности известно очень давно. В XIX веке юристы отмечали, что участок земли может использовать под пашню один человек, право прохода через него может принадлежать другому, третий может иметь право использовать его как пастбище после покоса, а четвертый сможет взять кредит под залог этого участка, – и при этом, возможно, ни один из них не будет его владельцем. Тем не менее все эти права могут сходиться к одному человеку. Эта способность прав разделяться, а затем вновь соединяться в руках одного лица является важнейшей чертой собственности. Как отметил около ста лет назад сэр Уильям Маркби, собственность «воспринимается как совокупность отдельных прав не в большей степени, чем кувшин воды как совокупность отдельных капель»