– Клим, я...

На меня снова посмотрели с нескрываемым презрением:

– Нет, женушка, это ты меня послушай. Если бы я не был на сто процентов уверен, что ты мне досталась невинной, я бы тебя грохнул за измену. Сейчас пока предупреждаю. Узнаю то, что мне может не понравиться, закопаю обоих. Это ясно?

Вразрез с полыхающим в глазах пламенем из ярости и бешенства голос звучал холодно и спокойно, отчего по позвоночнику поползли мурашки. Клим оттолкнул меня, и я упала на подушки, а через секунду услышала хлопок двери.

После пережитого шока меня потряхивало. Я не могла успокоиться и сдалась на милость подступившей истерике. Я давилась рыданиями, приглушая их подушкой. В груди разлилось жгучее чувство безысходности. Хотелось убежать отсюда на край света. Хотелось спрятаться за спину мамы, и чтобы, как в детстве, она меня гладила по головке и шептала, что все пройдет и все будет хорошо.

Легкие беспрерывно глотали всхлипы, а горло саднило от рева. Самое обидное было то, что я ничего не сделала, а меня сравнили с какой-то потаскухой. А эти его глаза, которые вспыхивали, когда он гневался? Мне иногда казалось, что они принадлежат не человеку. Как мне дальше жить с ним? Или нужно попытаться убежать от этого тирана?

Через гул в голове до меня донесся приглушенный рев мотора, и я с облегчением выдохнула. Значит, Клим снова куда-то уехал, что мне было только на руку. Я не хотела никого видеть, а его и подавно. На негнущихся ногах я поплелась в ванную, по пути зацепив аптечку. Мама когда-то давала мне успокоительные, которые сейчас были жизненно необходимы. Нервы находились в таком состоянии, что я боялась уехать отсюда прямиком в психушку. Или вообще на кладбище. Злая насмешка судьбы: через три недели после свадьбы жена умерла от разрыва сердца.

Пол приятно холодил ступни, и это ненадолго отвлекло меня от тяжелых мыслей о дальнейшей жизни. Я встала под ледяные потоки воды, чтобы остудить разгоряченную кровь. Сейчас это был один из немногих способов привести себя в порядок и успокоиться.

Я настроила воду, уселась на дно ванны и погрузилась в воспоминания.

Мне было лет тринадцать, когда впервые в жизни меня обозвал мальчик. Мы с ним учились в параллельных классах, и он мне жутко нравился. В таком возрасте все воспринималось в разы острее, и именно тогда я на себе ощутила, какими жестокими могут быть сверстники. Я шла со столовой и жевала свежую пышную булку, когда из-за угла вырулил Паша. Я уже и не помнила, почему он мне нравился, но тогда, семь лет назад, мне он казался принцем. Я не замечала его недостатков, он был идеальным. Естественно, ни о каких поцелуях и свиданиях не было и речи, но в тайне после школы я мечтала, как он провожает меня до дома.

И вот он шел мне навстречу с широкой улыбкой. Он тогда со мной просто поздоровался, но из-за нервов со мной случился очередной приступ, и я впервые услышала в свой адрес слово «припадочная». Булка выпала у меня из рук, а Паша все громче и громче смеялся надо мной. Сбежались другие дети и начали тыкать в меня пальцами, пока я лихорадочно искала в сумке ингалятор. Только один человек проходил мимо и заступился за меня, но я его потом так и не нашла. Даже не рассмотрела, потому что было не до этого.

Я прибежала домой зареванная и все рассказала маме. Это вне дома она была высокомерная и задирала нос перед другими, а дома она была заботливой и понимающей мамочкой. Она тогда посадила меня на диван, а сама села на корточки напротив меня. Мама прижала меня к своей груди и дала мне вдоволь наплакаться. Когда слез уже не осталось, я подняла на нее зареванные глаза. Именно тогда она сказала мне фразу, которая в дальнейшем помогала справляться со злобой и агрессией в мой адрес.