Однажды, выйдя так впервые, я растерялся и скорее ушёл, будто не поверил своим глазам.
И вот уже сорок с лишним лет я будто проверяю – выхожу по этому большаку к бескрайней воде, и всегда меня сковывает тут немота и неподвижность. Я мысленно всё иду по этой дороге вдаль, иду лугами, мимо деревень всё дальше, дальше, к белеющей церкви… Подыму глаза и не верю: плоская вода до самого горизонта. И не пойму, что за чувство овладевает моей душой. Это новое чувство в нашем роду: ни отец мой, ни деды его не знали, а дети – уже не узнают.
Я – единственное звено родовой цепи, будто новый Ной стою на границе земли и воды – старой и новой жизни. Я поневоле чувствую себя патриархально старым, душа скорбно сжимается, и ноги трудно идут по песку обратно… И, кажется, все эти сорок лет я и не жил вовсе, а плутал где-то, всё время думая о потерянной родине. И до сих пор душа не может поверить, что потеря эта навсегда, навечно.
1992–2002 гг.
Свет слова и тоска по мастеру
/Раздумья о творчестве и литературе/
I. Бессонница слова
Слово – материя невещественная, оно вообще не материя, а особая «убористая» форма человеческой жизни.
Бессонница слова есть вечная работа его. Написанное слово работает на протяжении тысячелетий. Возьмем самую известную в мире книгу – Библию. Она начала записываться до Р. Х. и писалась более 1600 лет. С тех пор все изменилось на Земле, не осталось ни одною человека, ни одного города от тех времен в прежнем виде. А мы видим и понимаем ту жизнь. Мы «помним» то время: мы знаем не только слова (звуки, предметы) того времени, мы знаем события, то есть историю того времени, историю взаимоотношений человека с Богом. Более важных событий на Земле не было и нет И слово сумело донести это. Все остальное подверглось тлению. Иногда рукописи как бы уходили от людей, «дремали» сто или тысячу лет. Но стоило их найти человеку – они оживали.
Я писал эти записки на переломе нашего времени, на смене веков (XX–XXI вв.) в период полной растерянности в русской литературе, писал как бы с отчаяния. Я не думал о публикации всего этого, подолгу жил в деревне, один.
Читал только духовную литературу и предавался тягостным раздумьям у топящейся печки, у реки, на охоте в лесу… Иногда уезжал в монастырь, и там отцы тихо поддерживали меня. Поддерживали образом своей жизни, несуетностью, ежедневными церковными службами… И слово предстало мне как часть Божьего дара человеку с полной свободой пользования им. И мы владеем им с большим диапазоном как «производства» (писания произведений), так и восприятия (чтения). Все мы, читающие, живем в разных языковых стихиях, и эти стихии беспрепятственно роднят схожих людей разных веков и даже тысячелетий Слово имеет такое свойство. Оно бессмертно, как духовное родство людей.
1. За мастером всегда стоит тайна И разгадать эту тайну почему-то неудержимо тянет. Даже когда мастера уже нет в живых. Мы вглядываемся в черновики, в семейные фотографии, в перепады биографии, письма… Но полной ясности так и не наступает: ушел тот мир, точнее тот миг в мире, когда душа художника однажды постигла нечто, затрепетала и запомнила… Потом прошли годы, много бед и несчастий претерпел художник лишь ради того, чтобы однажды воссоздать то дивное мгновение, изумиться ему еще раз и оставить навсегда в рукописи, на холсте, в нотных знаках… Как будто кто свыше велит это сделать.
2. Истинные писатели и художники редко и неохотно пишут о самом творческом процессе. Они делают, а не рассуждают. Но сколько желающих постичь их принципы, приемы, закономерности… Сколько талантливых людей топчется в преддверии любого искусства, теряя молодость, здоровье, время… Мне захотелось порассуждать о высоких законах мастерства, о высшем художестве не только ради молодых. Мне и самому интересно потоптаться на подступах к вершинам, которых я никогда не достигну. Это поучительно.