И понесло однажды меня, речного человека, сухим путём на север, к истоку Волги.

Шёл я лесной дорогой сзади всех, толпа уже выходила на простор, на луговину, а я всё никак не мог понять, осознать до конца, что вот тут и будет сейчас самое начало Волги, её исток. Ещё высвистывали лесные птицы в вершинах, верещала иволга, из деревни Волговерховье уже доносился крик петуха. Миновали мы луговину, потом дорога пошла под уклон, а никакой реки видно не было.

Из болот она истекает Волга-матушка, потому и не видно: ольха, березняк, ельничек, ивняк среди осоки, торфяная стоячая вода цвета крепкого чаю. В одном месте бьёт ключик со дна – вот это место и огородили круглой беседкой с крышей и крестиком на верху, мостки перекинули сюда с берега: заходи, любуйся, думай…

Думай, не думай, а представить весь путь воды до Астрахани, где я в юности проходил речную практику, у меня не хватило ни памяти, ни воображения. Огляделся я: семь домишек насчитал в деревне, магазинчик, две церкви (деревянная и каменная) стоят среди берёз и елей на взлобке. Все так просто, бедно и беззащитно, что невольно сжалось сердце: в великой простоте и бедности родятся у нас великие и люди, и реки. И невольно пришла мысль о полной беззащитности не только России, а и всего Мира.

Деревня Волговерховье захолустная, вымирающая. В том, 1989-м году приехали на исток Волги люди со всей нашей великой страны, были иностранцы и, конечно, заходили в сельмаг, брали воду, пиво, водку, что-то привезли с собой…

Стояла жара, 22-е июня, обедали прямо на лужайке. Местные жители выходили из домов, ждали поодаль, потом подбирали бутылки, женщины кланялись и смущённо оправдывались: «Спасибо, что приехали, а то ведь у нас никакого заработка нет». И было как-то неловко, больно и обидно…

Самую Волгу, где она истекла из болотины, можно перепрыгнуть, что и сделал один разгоряченный иностранец. Ему что, развлечение. Хотел и я, но – что-то остановило меня: ведь не будешь же перепрыгивать через родную мать, Волга все-таки, а я речник.

Земля тут перед огромным болотистым пространством выпирает горбиной. Удивительное место: вода прёт из-под земли даже на пригорке, где ни ступишь всюду сочится. Высота 228 метров над уровнем моря, и этого вполне хватает, чтобы река пробежала по земле три с половиной тысячи километров и достигла Каспия.

Автобусы до самого истока не доезжают. И не только из-за дороги, сырой местности. Так лучше: около часа идешь лесной дорогой, и есть время подумать, отмякнуть душой и телом. И туда и обратно так.

Было заполдень, но по прежнему жарко, душно, и почему-то усиленно кричал коростель. Обычно он дёргает ввечеру, при спаде жары, а тут днем, при ярком солнце и безветрии. Я отнёс это к сырым лугам.

Но вот от горизонта стали вылезать тучи, сгущаться над всем этим холмом, подул ветер. А когда мы сели в автобус и полетели по шоссе, вдруг обрушился такой ливень, что водитель был вынужден остановить «Икарус». Почему-то многих уже сморил сон, дорога вмиг превратилась в реку. Тут я вспомнил коростеля, почему он кричал, вспомнил свои луга, детство, ночное у реки, сонные всхлипы воды, когда обрушивался в темноте подмытый яр. То били истоки моих дней на реке, которая текла вот в эту самую Волгу. С тех пор не только детство, а целая жизнь прошла. Работал я на реках и на море, а вот так, когда детская душа сидит как бы в обнимку с душой реки у ночного костра, и никого больше нет… Такого, вроде, и не бывало у меня с детства до сегодня. Эта великая простота, в какой зачинается Волга, как-то покорила меня, смягчила, сделала податливыми как воск все чувства. Двадцатилетним попал я в Астрахань, в устье Волги, всю молодость провёл на реке и только пятидесятилетним добрался до истока Волги. И только здесь подумал о том, что все реки начинаются в низинных болотах или высоко в горах. Мы не знаем, где нам суждено родиться и прожить жизнь, у какой реки или моря. Но от рек как от родителей не отказываются. Река живёт и меняется вместе с нами. Она часть нашей жизни с детства и до последнего часа.