Это была Нэлля К., которая, как потом выяснилось, была всего на три года младше меня, своего учителя.

– Н-н-нет, – в замешательстве пробормотал я…

Мои попытки на том уроке вернуться к Наполеону успеха не имели. Ребята вынудили меня рассказать о моей родине, далекой Бессарабии, о Москве и университете.

Вторым был урок зоологии в седьмом классе, потом уроки ботаники в шестом, немецкого языка в пятом и географии снова в седьмом. И так каждый день. Видя, что я не ропщу, мне до приезда новых специалистов, семьи Ильиных, дали вести еще уроки физкультуры, труда, рисования, черчения и пения. Классов-параллелей не было, и поэтому в каждом классе каждый урок был единственным и последним. Поскольку я был комсомольцем, то меня без лишних уговоров вскоре назначили еще и старшим пионервожатым и избрали заместителем секретаря комсомольской организации поселка Наратай.

Режим дня был жесткий: обычно с утра до полвторого – уроки, потом обед, небольшой отдых, потом подготовка к урокам на следующий день с обязательным написанием развернутых планов каждого урока. Часто подготовка к урокам затягивалась до 2–3-х, а то и 4-х часов ночи, а в полседьмого – снова подъем, туалет («удобства», конечно, на улице) и – школа. Ну а когда в связи с уходом в декрет моей коллеги мне дали еще и классное руководство в пятом классе, послеобеденный отдых отпал сам собой, а так называемая «внеклассная работа» с моими двоечниками-«пятышами» стала затягиваться допоздна.

Когда кончилось первое полугодие, выяснилось, что в моем классе не успевает четвертая часть учащихся. На педсовете Леонид Григорьевич, строго глядя в мою сторону, сказал:

– Надо принимать решительные меры.

На улице стоял 1961-й год. В те времена еще не знали, что такое личностно ориентированный подход, тотальная борьба с двоечничеством и процентомания. Но директорское слово «надо» для меня означало, что и вправду – надо! Никакого опыта стимулирования личностной мотивации учащихся у меня не было (В.Ф. Шаталова я тогда еще не читал), но мне очень хотелось вытащить своих детей, которые при всем их лентяйстве нравились мне все больше и больше. Я собрал родителей, – как водится, пришли одни мамы, – и сказал, что с завтрашнего дня любой ребенок, который получит двойку по какому-либо предмету, будет оставлен после занятий до тех пор, пока как следует не выучит урок и не отчитается передо мною.

– И давайте им с собой побольше еды, придется задерживаться надолго, – добавил я.

Мне было понятно, что возникнет большая перегрузка, ребятишки будут сильно уставать, но другого выхода я пока не видел. Бывали дни, когда неудовлетворительные оценки за день получало полкласса. Однако довольно скоро мои дети усвоили новое правило: получил двойку – оставайся после уроков и выучи то, что не знаешь. А Николай Васильевич поможет, но и обязательно проверит. Чаще других оставались после уроков Олег Д., Галя Х. и Коля Б. Как-то мы просидели с Олегом часов до девяти вечера: ему не давалась задачка по арифметике, и, несмотря на мои наводки, он никак не мог найти решение, а мне никак не хотелось, чтобы он просто списал решение. В конце концов, мы с ним вместе наметили порядок действий (так тогда принято было решать задачи – по действиям), но тут прибежала перепуганная мама (она одна воспитывала Олега) и увела свое бестолковое чадо домой.

Так шли дни за днями, недели за неделями, я понемногу втягивался в работу и спокойно тянул свою лямку. По воскресеньям отсыпался. О гулянье на природе невозможно было думать, потому что зима стояла лютая и морозы были жестокие.