В замечательном стихотворении «Студент-индеец, или Сила природы» (1788), написанном одновременно с началом работы над серией очерков о Томо Чики, Френо противопоставляет городской буржуазной цивилизации и схоластической учености образ гордого и вольного сына американских лесов. Не случайно, что седьмая глава куперовского романа «Пионеры, или Истоки Сусквеганны» (1823), в которой впервые у Купера появляется индеец Чингачгук, открывается эпиграфом из «Студента-индейца» Френо: «От дальних истоков Сусквеганны, где дикие племена преследуют свою добычу, пришел лесной пастух в одеяле, завязанном желтыми шнурками».

Сопоставление куперовских индейцев с образами Френо убеждает, что существовала определенная преемственность романтического ви́дения и изображения «естественных людей» Америки. Эта связь романтической трактовки индейцев Купера с поэзией Френо, на которую до сих пор не обращалось внимания, имеет важное значение при решении вопроса о формировании американского романтизма и изображении «фронтира» (жизни пограничных с индейцами районов) в американской литературе.

Френо решительно вводит в круг американской демократической поэзии романтическое прославление индейцев, воспевание их образа жизни, обычаев и нравов, их легенд и наскальных изображений. С особой поэтичностью и неподдельной теплотой пишет поэт об индейцах в стихотворении «Индейское кладбище» (1788). Под пером поэта оживает мир легенд и преданий древнейших жителей Америки.

Эта традиция глубоко сочувственного изображения индейцев в американской литературе получает дальнейшее развитие в романах Купера и поэзии Брайента, в индейском цикле романтических стихов Лонгфелло, завершающемся национальной эпопеей «Песнь о Гайавате», и в вышедших одновременно с ней «Листьях травы» Уитмена. Поэзия Уитмена и Лонгфелло развивает многие демократические мотивы творчества Френо и в полную силу выявляет поэтическую плодотворность большой национальной темы, поднятой за многие десятилетия до того отцом демократической американской поэзии.

Заслуга Френо в создании национальной поэзий становится тем очевиднее, чем яснее представим мы себе, что до него в Северной Америке были либо рифмованные религиозные проповеди типа популярной в XVII и XVIII вв. книги Майкла Вигглсворта «День Страшного суда», либо любительские вирши Анны Брэдстрит и ряда других поэтов, рабски следовавших английской литературной традиции.

Будучи поэтом переходного периода, Френо сочетал в своей поэтике тенденции классицизма и революционного романтизма. При сравнении с современниками и предшественниками он выглядит часто как поэт-романтик, а в ряду американских поэтов-романтиков выделяется своей связью с наследием классицистической поэтики XVIII в.

Истинное историческое значение Френо в становлении национальной литературы США определяется теми широкими демократическими горизонтами, которые он открыл перед ней. «Только помня о том, что в те дни защита идей демократии несла такое же клеймо, как идей коммунизма в нынешней буржуазной Америке и Европе, – писал американский журнал “Модерн мансли”, – мы можем по-настоящему оценить трудности и суровость той борьбы, которую вел Френо, отстаивая свои принципы»[43].

Художественная проза в силу многих причин не получила развития в годы Войны за независимость. Историческая специфика литературного процесса в Америке заключалась в преимущественном развитии на первом этапе поэзии и отчасти публицистики. Именно поэзия, политическая гражданская поэзия по преимуществу, стала первым национальным жанром литературы США. И хотя в 90-е годы XVIII в. появился американский просветительский роман Хью Брекенриджа «Современное рыцарство» и несколько романов Чарльза Брокдена Брауна, до Купера ведущее место в американском литературном процессе занимала поэзия.