Гражданская война.
Сам белый атаман Дутов по нашему проходил проулку. Не с песнями… С боями!
Вскоре от тифа и голода помер отец.
Абы-абы[32] сживляли концы с концами. На лепёшках из луговой травы далеко не вытянешь. Мамушка и отдай дом мень как за полпуда муки! Кинула мило не за мило.[33]
И пошли мы искать приюта под чужими крышами.
Пережила я…
А училась я хорошо, хоть из сажи и делали чернила, хоть и писали пером с домашнего гуся, хоть и крутился на четверых один учебник.
Любила я всякие постановки. Играла в детских спектаклях. Потом, как подбольшела, представляла в «Барышне-крестьянке», в "Бедности не порок".
Ещё ух и любила стихи со сцены!
Читала ловко. От зубов только отлетало.
В третьем уже классе так читала – раз три аршина материи дали. Голубенькая. А на ней цветочки аленькие. В виде как малинки.
Скоропамятчивая, я и досейчас помню тот стишок. Может, где чего и переверну, слово там какое не туда суну, так взыск с меня прохладный. Года-то какие сошли! Восемьдесят лет не восемьдесят прелых реп. Через плетень не плеснёшь в ровчик, как помои…
Вижу себя малушу[34] в зале.
Вижу себя на сцене. И блажно ору:
Вот за этот стих отгребла я в полном количестве три аршина ситца.
Тогда это было сказкино богатство.
А почему это стихотворение я распела сейчас? Потому, наверно, что я скоро не стану. Пускай мой стишок останется. Пойдёт к живым. Его ж никто не знает кроме меня…
Ну… Откричала я своё. Клуб зашумел ладошками.
Все в зале всё ахали от восхищённости:
– Оё-ё! Ох и варовей![35]
– Видать, эта пройдохой будет!
3
Рукам работа – душе праздник.
В 1927 году слепили у нас шальную артель[36] "Жёлтинское товарищество".
Все наши сразушко и качнись в эту лавочку.
Она снабжала нас пухом, нитками.
А мы знай работай платки.
Девушкам больше всех вываливалось гнуть позвонки. Днём дома, а с вечера до трёх часов ночи, когда начинает уже луниться,[37] вяжешь на посиделках.
Посиделки – это, думаете, что? Шалман? Кильдим[38] какой чумовой? Блудилище какое там? Половецкие пляски да скачки в обжимку с пламенными ухажёриками? Не-е-е…
Божечко мой!
Да вернись я с тех посиденок без каймы, матуля туточки тебе сразу сымет строгий и погорячливый спрос, почему это кайма недовязана. В другой раз и не пустит.
А вязали мы крепко. Вакурат[39] машины.
Старались к работе.
Хочешь больше иметь – надо больше уметь!
По книжкам, на платок кинь двести пятьдесят семь часов чистого времени. У нас же как неделя, так и платок.